У значительного количества людей, уважающих опыт СССР и считающих его лучшим обществом на свете – существует ряд аргументов, которые, как им кажется, неопровержимо доказывают данное превосходство. Как пример можно взять уверенность в том, что СССР имел недостижимую для других обществ социальную мобильность – то есть человек с самого «дна» мог подняться на самый «верх». В качестве примера обычно приводят биографии министров и военачальников, родившихся в какой-нибудь глухой деревне. Правда этот, «железный» довод, к сожалению», легко опровергается. Да, СССР был обществом с хорошо работающими социальными лифтами. Но «чисто советской» особенностью это не является. Во многих общественных системах социальная мобильность не уступала советской, несмотря на то, что это были общества классовые.
Например, США конца XIX-начала XX века. Вот там мобильность была, как минимум, не меньше советской. Если взять биографии известных бизнесменов того времени: Форда, Дюпона или хоть того же Сикорского, то можно сказать: они так же начинали практически с нуля. Недаром идея self-made man является основной в американской идеологии. То же самое можно сказать и про остальные развитые капиталистические страны. В конце-концов, даже известные промышленные и финансовые династии когда-то должны были начаться. Даже пример менялы Ротшильда, ставшего мировым банкиром, является вариантом того же self-made. Объединяет эти случаи одно: во всех их речь идет о быстро развивающихся общественных системах. И США, и Европа переживали в свое время период быстрого промышленного роста и развития.
Но и развитие может иметь различный вид. Оно не обязательно должно означать строительство заводов, прокладку дорого и улучшение медицинского обслуживания населения. Вполне могут быть процессы и обратного порядка. Важно, чтобы менялась структура общества, чтобы возникали новые внутренние подсистемы. Например, приход Гитлера и превращение Веймарской Германии в Третий Рейх привело к достаточно сильной перестройке страны. При этом социальная роль нацистских организаций, от НСДАП до Гитлерюгенда была очень велика. Многие немцы сумели подняться до значительных постов, начиная с самого фюрера германской нации, который из безработного художника стал величайшим политиком. Но считать такую «особость» гитлеровской Германии положительным качеством «советские патриоты», разумеется, не будут.
Наконец, чтобы не лезть в исторические глубины и не приводить пример нацистов, достаточно вспомнить свою «недавнюю» историю – ситуацию конца 1980 – начала 1990 годов. Уж когда-когда, а тогда «мобильность» зашкаливала: каждый мог стать преуспевающим бизнесменом или политиком. Разумеется, в этом случае наличие «нужных родителей» могло оказаться решающим фактором, но только «детьми номенклатуры» дело не ограничивалось. Размер элиты резко возрастал, и любой человек, совершенно случайно оказавшийся «в нужном месте в нужное время» мог прорваться на самый верх. Например, классическим российским self-made manом является подполковник КГБ Путин В.В., ставший президентом страны. Никакими особыми связями (по сравнению с остальными подполковниками КГБ) он не обладал, но вот оказался случайно в «команде» А. А. Собчака и этим открыл себе «путь наверх».
Поэтому подобное качество — высокая социальная мобильность, взятая сама по себе, вряд ли может рассматриваться, как чисто советская ценность. Вернее будет «обратное рассмотрение» — это Советский Союз являлся обществом, включающим в себя элементы всевозможных социальных систем, и в том числе тех, что присущи, например буржуазному обществу. Необходимо помнить, что советский социализм формировался в обществе, для которого еще недавно те же буржуазные нормы казались далеким идеалом. Несмотря на то, что в дореволюционной России интенсивно развивались капиталистические отношения, общество в целом сохраняло многие элементы предыдущей эпохи, в частности, сословную структуру и дворянскую аристократию. И для него даже большинство буржуазных свобод были величайшим достижением, равно как и получение некоторых обычных для буржуазного общества благ.
Поэтому существует очень большой соблазн принять именно эти элементы за главное достижение советской эпохи. Этого соблазна следует избегать. Да, наличие социальных лифтов, всеобщего образования или получение возможности пользоваться канализацией –крайне важные изменения в жизни людей, но сами по себе они не являются уникальной особенностью социализма. Уникальной является скорость, с которой социализм смог провести подобные изменения в стране в совокупности с крайне низкими затратами ресурсов на это, именно данная особенность можно выделить, как уникальное явление в истории. И связана она как раз с теми особенностями страны, которые характеризуют ее, как более совершенную, по сравнению с буржуазным обществом, структуру. Но рассмотрение этой проблемы – отдельная большая тема.
Пока же важно понимать, что СССР, как явление, следует рассматривать «системно» и не сводить его к отдельным проявлениям. Иначе существует риск принять за «советскость» не только то, что не является принципиальной особенностью Советского Союза, но и то, что может рассматриваться, как изживаемые в нем явления, характерные для прошлых эпох, и даже то, что было явно отрицательным, разрушительным для страны. Особенно опасно это для попыток использовать советский опыт для решения современных проблем. А подобное очень важно – ведь необычайная эффективность, с которой СССР решал сложнейшие проблемы, стоящие перед ним, могла бы крайне пригодится нам.
Но если не учитывать вышесказанного, то существует опасность применения именно «критических», отрицательных элементов советской системы. К подобным можно отнести повышенный интерес к «массовым репрессиям», 1937 году и тому подобным вещам. Некритически принятые, они могут породить (и уже породили) ложное представление об абсолютной «благости» государственного насилия. Дело осложнится тем, что представления об этом «1937 годе» берутся из (сюрприз!) антисоветских агиток начала 1990 годов, в виду крайней распространённости их по сравнению с иным материалом.
Но подобный подход создает образ идеального общества, как некоего мощного государства, имеющего четко иерархическую структуру. Эта система силами репрессивного аппарата проводит нужные и важные решения в жизнь, заставляя «несознательные массы» работать на великих стройках. Взамен данная система дает массам некоторые блага (небольшие, чтобы «не зажрались», не «впали в грех» потребительского общества), и обеспечивает главную ценность: стабильность. Подобная система многим кажется удачной моделью если не коммунизма, то, по крайней мере, социализма. Но это не так. К социализму она не имеет никакого отношения.
На самом деле, это именно доведенная до крайности модель капиталистического общества, достигшего своего предела через полную монополизацию рынка – империализм. Или, даже его предельная форма –фашизм. Корпоративное государство. Это понятно – ведь, как сказано выше, Третий Рейх, если отбросить изначальную убежденность в его «абсолютном зле», во многом крайне привлекательное общество. Например, тем, что любой немец «с низов» мог достигнуть весьма высокого поста, и тем, что государство обеспечивало минимальный прожиточный уровень, но при этом не «кормило бездельников», тем, что оно давало некое (пуская и однобокое) массовое образование всем немцам. Наконец тем, что Третий Рейх заботился о будущем своих граждан: каждый немец в будущем должен был получить земельный участок в великой империи. При это даже то, что за подобное надо было платить «налог кровью» — то есть вести войну со всем миром, вполне разделяется огромным количеством наших граждан. Ведь если что-то дают, то это налагает определенный долг.
Правда, остаются еще миллионы, которые следовало уничтожить ради подобного счастья. Тех, кто занимал «исконно немецкие земли» на востоке, все эти недочеловеки, подобные русским и полякам, не говоря уж о евреях. Именно поэтому напрямую признаться в любви к Третьему Рейху означает признаться в любви к дьяволу, и мало кто этим занимается. А вот перекладывать любовь к иерархическим репрессивным обществам на СССР – это пожалуйста. И не важно, соответствует ли подобное советской реальности.
Но гораздо больше, нежели этические вопросы, важно понимание того, что так как построенное по данной модели общество не является ни коммунистическим, ни даже социалистическим, то основные преимущества СССР ему не присущи. Разумеется, и эта схема устройства имеет свои плюсы, причем где-то большие, нежели советский, но эти плюсы с избытком компенсируются минусами. Иерархическая структура с четко выделенной элитой, пускай и не наследственной, неизбежно приводит к замене общественных целей узкоэлитарными, главной из которых является необходимость поддержание иерархической структуры.
То есть вместо цели поддержания функционирования общества все силы уходят на поддержание функционирования элиты. В предельном случае – для того же Третьего Рейха – это приводит общество к полной и быстрой катастрофе: начало всемирной войны и закономерное в ней поражение заняло менее 10 лет. Для случаев, более отдаленных от «предела», разумеется, все проходит гораздо мягче, но, тем не менее, катастрофа – это то, что несет элитная система устройства. Пока общество еще молодо и элита не «пожрала» все общественные структуры, оно еще способно противостоять навязчивому желанию «лучших людей» пожертвовать всеми остальными ради своего благополучия. Так, например, рабочее движение может способствовать принятию решений, которые ограничивают возможности крупного бизнеса или крестьяне угрозой своих восстаний ограничивают аппетиты феодалов. Но все равно – рано или поздно, но правящие классы усиливают репрессивную машину и ликвидируют все проявления «неэлитной» активности.
И тем самым приводят систему к закономерному цугундеру. Жадность, тупость и нежелание думать о последствиях, характерное для элиты «эпохи упадка» является не выдумкой историков, а выражением неизбежного конца системы, построенной подобным образом. Разумеется, есть соблазн избежать разложения правящих классов, применяя известный метод «обновления кадров» по образцу того же «1937 года». Именно для этого нужна высокая социальная мобильность. Ведь если позволить «людям из народа» заменять развращенных элитариев, то проблемы, создаваемые данной системой, могут быть решены. Подобный подход может показаться вполне логичным, однако это не так. Все прелести этого решения портит небольшой нюанс: кто-то должен проводить подобное «обновление».
Понятно, что «мирное» решение тут одно – этот обновитель и его команда должны происходить из той же элиты, что, соответственно, обесценивает всю акцию. Это означает, что отбор «новых элитариев» будет происходить по тем же правилам, что и ранее, так как «обновители» представляют собой тот же самый продукт системы, которую должны изменять. Поэтому единственное возможное решение – разумеется, «немирное». То есть, ситуация, при которой старая элита теряет свое положение, а новая формируется по совершенно иным правилам, соответствующим текущему моменту. Это может быть революция, может быть просто падение прежней цивилизации и формирование новой. Но очевидно одно – подобная смена элит является крайне болезненной и затратной.
Выход из подобного тупика лежит в поиске способов построения безэлитного общества. Правда, до недавнего времени не было уверенности, что подобное возможно. Разумеется, был пример первобытных общин (и сильно вырожденных, но все же сохраняющихся крестьянских общин феодального периода), но это были общества, существующие при довольно примитивном хозяйстве. Существование безэлитного общества, способного осуществлять сложные производственные процессы, было под вопросом. Однако советский опыт позволяет утверждать: подобное возможно. Советское общество уже само по себе имело более низкую степень иерархичности, нежели все предыдущие формации, так как в нем была ликвидирована собственность на средства производства. Это само по себе ценнейший опыт, так как показывает возможность сложного производства при ликвидации целого «уровня» иерархии.
Но в СССР были и более «предельные» случаи организации сложного производства при минимальном участии элиты. Это и огромная «любительская» деятельность в рамках того же ДОСААФ (ОСОАВИАХИМА), когда массово изготавливались планеры и строились ракеты (знаменитая ГИРД, ставшая кузницей советского ракетного проекта, была группой при ОСОАВИАХИМЕ), велась радиофикация села и даже строились любительские телецентры. Это и комсомольская деятельность до того, как бюрократия пожрала ее, и даже пионерская организация до этого же момента с ее «тимуровским движением», и многое другое. Наконец, огромное количество научной и технической работы, сделавших СССР лидером высоких технологий в 1950-1960 годы.
Вся эта деятельность отличалась одним – люди работали напрямую на результат, имея прямо видимую конечную цель, не важно, был ли это детекторный приемник в доме колхозника или огромная космическая ракета. Именно подобный низкоотчужденный труд – прообраз труда в ином, более совершенном обществе, для которого не нужна уже особая элита, и для которого все нюансы «элитной» системы не имеют никакого значения. СССР позволил хоть чуть-чуть, но приоткрыть завесу над обществом будущего, дать возможность представить, что вместо мира, состоящего пусть не из господ и рабов, так из подчиненных и начальников, может быть что-то еще. Именно это и есть главный урок СССР, главный итог его существования. И одновременно, самое неприятное в нем для всех властителей мира.
