Красные Советы — Умер Михаэль Главоггер

Одна из самых тяжелых потерь этого года лично для меня. Полтора месяца назад умер один из ключевых режиссеров современности, 54-летний австриец Михаэль Главоггер, снимавший остросоциальное кино, один из лучших продолжателей жанра кино о человеке трудящемся.

iphone360_471928-189x300-1910421Главоггер умер в Либерии, заразившись малярией на съемках фильма об Африке. Нелепая, безвременная, обидная смерть.

Московский Международный Кинофестиваль в этом году в память о режиссере покажет некоторые фильмы Главоггера, в том числе и одну из лучших его документальных лент «Смерть рабочего» (2005). Крайне рекомендую купить билет и сходить. Вот что я писала о ней 8 лет назад:

«Документальная лента Главоггера «Смерть рабочего» как будто специально адресована нашим доморощенным интеллектуалам, утверждающим, что пролетариат и вообще индустриальный рабочий класс — отжившее понятие, рудиментарный термин марксовой эпохи, в информационном обществе превратившийся в абстракцию. Фильм состоит из 5 панорамных изображений тяжёлого физического труда в различных точках земного шара.

Первая зарисовка именуется «Герои» и начинается с документальной хроники — 30-е годы, советский Донбасс, трудовой подвиг Стаханова, подъем стахановского движения, массовый героизм на фоне вех индустриализации. Главоггер искренне любуется стахановцами, показывая их с таким же воодушевлением, с каким Лени Рифеншталь демонстрировала немецких спортсменов — сравнение, может, политически и стрёмное, но эстетически бесспорное)). И сразу же, встык — сегодняшний незалежный Донбасс, заброшенные шахты, фантасмагорические картины умирающей отрасли (ощущение, что плёнку пустили в обратном направлении, настолько шахты и домны 30-х выглядят современней нынешних), группа украинских шахтёров-нелегалов, упорно добывающих уголь в списанных государством за ненадобностью шахтах. Полагаю, что рудники времён зарождения капитализма мало чем отличались от этих кротовьих нор без малейшего намёка на обеспечение безопасности. Оператор буквально земляным червем проползает вместе с шахтёрами по этим норам — респект оператору. Здесь же — скудный шахтёрский быт, нехитрые семейные интервью — люди, оказавшиеся поистине вне времени, чётко доносят до нас две основные мысли: во-первых, сегодня люди не совершают подвигов, как раньше, а просто пытаются выжить, а выживать помогают воспоминания о жизни — ибо жизнь у этих людей в прошлом, они это понимают и с горечью об этом говорят. Работу свою ненавидят, но деваться некуда. Особенно жуткое впечатление в этих самопальных шурфах производят женщины — да-да, а вы, наверно, и не подозревали, что шахтёр — женская профессия, по телевизору нам об этом почему-то не говорят((.

Второй сюжет — индонезийцы, добывающие серу. Вообще сквозная мысль, объединяющая все 5 киноочерков — выключенность пролетария из исторического контекста: точно также выглядела бы эта добыча серы и в прошлом веке, и в позапрошлом, и в 16-ом. Единственный признак глобализации — бейсболки на головах и пластиковые бутылки, из которых пьют современные рабы. Кстати, в отличие от донбасских нелегалов, сетующих на отсутствие какой-либо другой работы, индонезийские парни гордо заявляют, что работа на прииске — их сознательный выбор между созидательным трудом и криминально-алкогольной стезёй, уготованной миллионам их соотечественников.

И вот уже Главоггер на территории гигантских скотобоен в Нигерии (кадры забоя скота, бесстрастно демонстрируемые в течение чуть ли не получаса, вообще не для слабонервных, до сих пор в ушах стоит пронзительный вой умирающих в муках животных). Через экран просто чувствуется запах крови и палёного мяса. Забавно, что угольно-чёрные труженики скотобойни работу свою не просто любят, но даже в какой-то степени поэтизируют, рассуждая о том, что это — лучшее, на что может рассчитывать бедняк. Постоянное пританцовывание, весёлые и беззаботные песенки, хлопки в ладоши — в любом другом негритянском контексте смотрелось бы совершенно естественно, но не в этом — посреди остывающих трупов, по уши в горячей крови и дерьме…

Пакистанцы, разбирающие ржавые нефтяные танкеры — тоже зрелище не для слабонервных: в отсутствие какой-либо техники безопасности каждый второй кусок танкера прихлопывает насмерть человека.

Последний сюжет — китайские сталелитейщики из Ляонина, рассуждающие о научно-техническом прогрессе, заоблачных перспективах отрасли, повышении квалификации и передаче профессионального мастерства от отца к сыну. О своём труде говорят как о Миссии, о коллективе — как о большой семье, о наставниках — как о родителях, труд для них осмысленен, посвящают они его не просто Поднебесной, а именно прогрессу в глобальном смысле слова.

Общий вывод — кто бы ни утверждал обратное, с точки зрения автора, благополучие общества потребления зиждется вот на таком труде — неимоверно тяжёлом, почти рабском, не претерпевшем в течение столетий практически никаких изменений. А вот отношение к нему везде разное. Это и есть парадоксы глобализации.

Как вы понимаете, фильм преисполнен звуков, но тем не менее хочется отметить офигительный саундтрек великого Джона Зорна из его аудиосерии «Цадик» — можете расценивать это как дань левака и альтерглобалиста Главоггера мировому сионизму:)

Чрезвычайно отрадный факт — мне казалось, что «Смерть рабочего» будет, мягко говоря, не самым популярным показом гламурного фестиваля, но вопреки моим ожиданиям, зал был забит битком, люди сидели в проходах, и на финальных титрах зал взорвался аплодисментами. Приятно, что не только сиськи Беллуччи волнуют отечественного зрителя.»