В первой части я рассматривал тему «гибели цивилизаций», как примера катастрофического разрушения общественной системы. Объяснения этому давались разные. Например, русский историк Л.Н. Гумилев связывал периоды расцвета и угасания обществ с неким особым биологическим свойством человека – пассионарностью. Впрочем, теория Гумилева весьма неоднозначна, а идея биологической пассионарности давно уже опровергнута биологами. Но, тем не менее, историк подметил очень важную особенность гибели цивилизаций и стран: перед самым «концом» степень разложения общества, и особенно, развращенности элиты достигает немыслимых размеров (в теории Гумилева – это время господства субпассионариев). Именно данный аспект, одинаковый практически для всех культур и этносов (что так же было подмечено Гумилевым), позволяет говорить о некоем инварианте, слабо связанном и с генетикой, и с культурой. Но если проблема не в биологии, то в чем?
На самом деле, я уже неоднократно писал на эту тему. Но скажу еще раз: «гибель цивилизаций» представляет собой частный случай более общего явления – разрушения социальной, иерархически организованной системы, основанной на конкуренции. Т.е. того, что обыкновенно называют классовым обществом. Это – его «генетический» и неустранимый недостаток, являющийся обратной стороной тех преимуществ, которые до последнего времени обеспечивали подобным системам мировое господство. Впрочем, про особенности классовых обществ и причины их появления и господства в последние несколько тысяч лет человеческой истории надо говорить подробно и отдельно.
Может показаться, что эта проблема имеет только историческое значение: ну, там, падение Рима, гибель Харрапской цивилизации и т.п. Однако, это не так. Дело в том, что до тех пор, пока подобные общества являются основным типом организации людей, падения и гибель их является неизбежностью. Современный человек может сколько угодно гордиться накопленными им знаниями и надеяться на то, что они помогут избежать катастрофы, но поскольку он живет в иерархической системе, то он мало отличается от жителя древнего Рима. На самом деле, для него ситуация еще хуже – поскольку, в отличие от Античности, скорость всех общественных процессов выросла во много раз, то переход общества к состоянию катастрофы теперь происходит гораздо быстрее. Причем предотвратить этот процесс не помогает даже его понимание и желание большинства его избежать.
Тут я хочу заметить, что это понимание присутствует теперь у многих. Возьмем, например, тот самый фильм «Интерстеллар», обсуждение которого и привело к написанию этого текста. Режиссер фильма Нолан, рисуя умирающую земную цивилизацию (вернее, конечно США, потому, что Нолан – американец), лишь показывает в увеличенном виде современные проблемы. Общество «Интерстеллара», представляет собой проекцию современного (американского) состояния на будущее – вещь бессмысленная с точки зрения футурологии, но вполне пригодная для привлечения зрителей к проблеме. На самом деле, именно это является самым непонятным для огромного числа критиков нолановского фильма, ключевой момент которого состоит в том, что человечество, вышедшее в космос, неожиданно оказывается беспомощным перед загадочной болезнью сельхозкультур (и вынуждено бежать с Земли куда угодно перед угрозой голода). На самом деле, это вполне представимая ситуация — подобное бывало в истории, и не раз. И все возражения критиков фильма о возможности борьбы с проблемой вместо побега, как то: развертывания гидропоники, аквакультур и т.п. вещи связаны только с одним – эти критики до сих пор уверены, что живут в момент расцвета цивилизации. Хотя на самом деле, мир давно уже клонится к «полуночи».
В первой части я уже писал о том, что для жителей гибнущего общества мир может казаться не таким уж и инфернальным. В самом деле – ну что такого (с точки зрения обывателя) в том, что все заняты только личными проблемами? Ну, ворует вельможа из казны, строит себе роскошный дворец вместо мостов и проводит все время в пирах вместо того, чтобы бороться с разбойниками. Что тут такого страшного? Напротив, при желании можно также найти в подобном положении для себя выгоду – например, податься в клиенты к этому вельможе, авось, тоже что-нибудь перепадет. То, что рано или поздно все это закончится резней на улицах, от обывателя обычно ускользает. Но на самом деле, данная ситуация не связана только с конкретными историческими условиями: она есть инвариант относительно уровня развития (по крайней мере, технологического) и относительно типа проблем, и не стоит себя успокаивать тем, что варварские нашествия нашему миру уже не грозят. Место варваров может занять любая угроза, которая в иной ситуации может показаться совершенно несущественной. Так почему ей не быть некоей болезнью растений? Я еще раз отмечу, что фильм не смотрел, и не знаю, что предполагал Нолан под этой болезнью. Но это не важно. Важно, что он явно видел неспособность человечества (вернее, американцев) к поддержанию своего существования перед лицом некоторой неизвестной угрозы. И выдаваемая за победу «попытка к бегству», которой заканчивается фильм, есть не что иное, как замаскированное поражение человека…
***
Дело в том, что тем дальше, тем яснее становится тот факт, что человечество теряет не просто темп развития, а вообще, свою способность к поддержанию своего существования (а решение возникающих проблем есть базовая составляющая этой способности). Нынешняя шумиха с лихорадкой Эбола, угрожающей перейти в эпидемию, несмотря на все принимаемые меры, представляет собой лучшую иллюстрацию этого. Да, шумиха поднята большая, деньги выделены солидные, количество специалистов, занятых Эбола, велико (даже Обама отметился) – но результат остается прежним. Остается только радоваться, что лихорадка Эбола – довольно специфическая болезнь с небольшим инкубационным периодом и имеющая довольно специфический способ распространения. Поэтому, скорее всего, эпидемия закончится «естественным путем» (кто не выздоровеет сам — умрет). Но при этом стоит вспомнить, как контраст к подобному, борьбу врачей и ученых с чумой или холерой – болезнями гораздо более опасными в плане заражения, которая велась в прошлом и позапрошлом веках. А равно и то, что средства на эту борьбу выделялись намного меньшие (с учетом количества больных). И все же эти страшные болезни были побеждены.
Впрочем, Эбола – это только верхушка кризиса, охватившего современный мир. На самом деле, примеров его гораздо больше. Порой просто удивительным кажется тот факт, что практически ни одна проблема, стоящая перед современным обществом, в последнее время не решается. Всевозможные футурологические прогнозы постоянно ставят даты новых открытий и достижений: тогда-то будет освоен термоядерный синтез, тогда-то мы справимся с раком, тогда-то полетим на Марс, а тогда-то появится искусственный интеллект. Но человечество продолжает летать на самолетах, разработанных полвека назад, ездить на автомобилях с ДВС, получать энергию от сжигания газа и нефти, количество больных не снижается, несмотря на огромное число выбрасываемых на рынок новых лекарств, а вместо ожидаемого уже лет сорок ИИ нам предлагают очередной Айфон. При этом количество средств, вкладываемых в научные исследования и технические разработки все время возрастает.
Данная ситуация означает одно – научно-техническое развитие угодило в пресловутую «ловушку» и накрепко в ней застряло. А из ловушек, как известно, выйти (почти) невозможно. Можно вкладывать еще больше средств, можно увеличить число специалистов в разы – результат будет тот же самый. Причем, как не удивительно, но суть данного кризиса сходна с сутью «гибели цивилизаций». Дело в том, что современная наука – эта такая же конкурентная иерархическая система, как и все остальное в нашей жизни. Поэтому она обладает тем же стремлением к деградации, что и все остальное. Высокие знания не являются защитой от проникновения на вершины пирамиды таких же ориентированных на личный успех людей, что и в других местах. Может показаться, что это не столь страшно – в конце-концов, не всем же быть первооткрывателями, целыми днями что-то ищущими, считающими, изучающими и т.д., поэтому пришедшие в науку карьеристы и стяжатели вполне могут заниматься научной рутиной. Ну, станут они администраторами, руководителями лабораторий и институтов – так это ж хорошо, настоящим исследователям не надо отвлекаться от своей работы.
Но на самом деле, есть одна проблема. И состоит она не только в том, что люди, ждущие от научной работы удовлетворения своих интересов, оттягивают на себя все доступные средства. Это было всегда, и несмотря на все, данная проблема не мешала науке развиваться (вернее, мешала, но развитие все же шло). Беда состоит в том, что все большее проникновение подобных людей в систему науки изменяет сами её свойства. Так же, как наличие интриганов и воров в государственном устройстве превращает его в особый мир, живущий интригами и воровством (а так же борьбой с интригами и воровством, которая на самом деле оказывается интригами и воровством…), так же и наличие все большего числа «ориентированных на успех» людей в науке приводит к превращению ее в мир, имеющий мало общего с исследованием тайн природы.
В настоящее время многие отмечают, что огромное количество научных диссертаций оказываются «липовыми» — т.е. или просто взятыми откуда-то, или написанными за деньги (впрочем, последние тоже представляют собой компиляцию). Но немногие замечают то, что основная проблема тут не столько в том, что в диссертации попадают куски из других работ (или вообще, другие работы целиком), а в том, что диссертация давно уже стала самостоятельной ценностью. Если ранее основной целью ученого было познание тайн природы, а диссертация лишь характеризовала эту способность, то теперь именно получение ученой степени становится основной целью. Более того, даже после получение степени эта ситуация не меняется – система грантов способствует тому, что ученый постоянно должен доказывать необходимость своего финансирования. .
Я тут не собираюсь подробно рассматривать проблему деградации науки, поскольку это отдельная большая тема. Отмечу только, что чем дальше – тем более «презентационной» и декларативной становится эта область деятельности. Процесс углубляется. Чем более важным становится внешний эффект, тем более выгодной становится та область, которая традиционно именуется «лженаукой» или псевдонаукой. Почему – понятно: если реальный ученый вначале должен потратить много сил и средств, чтобы изучить то или иное явление, а затем на то, чтобы «презентовать» его «выделяющей средства» публике, то для псевдоученого существует только вторая часть затрат. Условно говоря, обобщенный «Петрик», показав официальным лицам несколько эффектных физических (или химических) фокусов, всегда будет в выигрышном положении по сравнению со всеми этими унылыми специалистами с кучей формул. Дающая деньги инстанция, как правило, не разбирается в высшей математике или ином научном аппарате, для неё составленный профессионалами рекламного дела ролик гораздо важнее всех этих научных доводов.
Поначалу, пока эта лженаука носит локальный характер, от нее можно отмахиваться, как от маргинального явления. Но, чем дальше – тем большее место она отхватывает в научном мире. Чем дальше – тем больше стирается грань между ней и «обычными» исследованиями, которые все сильнее смещаются в сторону сенсаций и внешнего эффекта. Вершиной этого процесса становится ситуация, когда грань исчезает, и вся научная деятельность – не важно, идет ли речь о существующих или несуществующих вещах – сводится исключительно к презентации и самопиару.
***
Это касается не только исследовательской деятельности, но и техники, которая традиционно считается проверяемой практикой. Но нет – и тут все большее место занимает представление еще не существующих (и не имеющих никаких шансов быть осуществленными) конструкций. Очень часто все участники процесса – и презентующие, и те, перед которыми презентуют – просто не думают воплощать показываемое творение «в железе». Показали, получили денег – и все, цель достигнута. Можно вспомнить, сколько в последние два десятилетия было создано самых амбициозных космических проектов. Если бы даже одна десятая часть их дошла до постройки – то человек давно бы бороздил просторы Вселенной. Но нет – все эти космические корабли, планы высадки и полета просто исчезают в реке времени. А летают – разработки, в самом лучшем случае, 1970-х годов.
Впрочем, если говорить о космических аппаратах, то они имеют хоть физическую возможность быть реализованными. Но существуют целые отрасли, которые вообще не имеют никакой связи с реальностью – например, пресловутые нанотехнологии. Разумеется, не в плане получения новых материалов – тут-то все нормально, за исключением названия (получать частицы нанометровых размеров умели задолго до появления термина «нанотехнология»), а в плане поиска нового «философского камня» в виде пресловутых наносборщиков. Именно эти гипотетические микромашины выводят нанотехнологии из разновидности научного направления (вернее, направлений в разных отраслях), работающих с нанометровыми размерами, в разновидность некоего волшебства, овладение которым означает ключевой прорыв в развитии. Разбирать проблемы нанотехнологий тут я не собираюсь, отмечу только, что данный прорыв ждут уже более десяти лет – и безрезультатно, при этом нанотехнология функционирует, как полноценная научная отрасль: имеются организации, выделяется финансирование, устраиваются конференции и т.д. (правда, теперь все яснее наметилось отступление от ожидаемого «эльдорадо» в сторону более решаемых проблем, вроде создания новых материалов и т.п.).
Данная проблема проникает даже в такие, казалось бы, практические отрасли, как добыча полезных ископаемых. Вроде бы, технологии отработаны, все тонкости давно известны, в общем, скучная рутина без ожидания «быстрых денег» – но не тут-то было. Достаточно вспомнить только что лопнувший «сланцевый пузырь» — пресловутую добычу сланцевого газа и нефти. И дело не в том, что сланцевый газ или нефть добывать нельзя – как раз это делать можно, и можно было делать еще десятилетия назад. Удивляет другое – еще год назад была масса разговоров о том, что вот—вот, и сланцевая добыча выбросит с рынка поставщиков «традиционного» сырья. Подобная идея может показаться бредом – ведь вся особенность данного метода и состоит в том, что добывать такое сырье получается дороже (поэтому этим ранее не занимались), а следовательно, единственный смысл в добыче сланцевых источников сырья – истощение традиционных источников. И уж конечно, говорить о захвате рынка тут бессмысленно. Однако данные доводы легко опровергались массой всевозможных роликов, докладов и презентаций, в которых доказывалось обратное, а главное – массой всевозможных фьючерсов и прочих спекуляций – которые и составляют, судя по всему, основную цель «сланцевой компании». Добыча же реального сырья – вещь глубоко второстепенная, по сравнению с этой «добычей» денег.
Впрочем, как уже сказано выше, не следует винить во всем биржевых спекулянтов. Они вторичны по сравнению с тем научно-техническим кризисом, который переживает человечество. В конце концов, спекуляции на биржах существовали с самого начала их (бирж) открытия – но это не отменяло реального развития. Разница состоит в том, что если ранее спекуляции и мошенничество были всего лишь «маргинальным дополнением» к реальной работе, то теперь ситуация идет к тому, что они заменяют все остальное. Спекулятивным становится все: бизнес, производство, конструирование, безопасность, образование… Как уже сказано выше, в современном мире любой жулик всегда имеет преимущество перед честным тружеником – потому, что жулику надо тратить силы только на самопрезентацию, не утруждая себя ничем другим.
И не существует никаких механизмов, способных повернуть назад развитие этого кризиса, или хотя бы замедлить его развитие. Попытки сделать это созданием дополнительных контролирующих или запретительных инстанций закономерно терпят крах: ведь известно, что жулик потому и существует, что все его действия «заточены» на обхождение всевозможных запретов. И любой административный барьер лишь повышает его шансы на победу в конкуренции.
***
Отсюда можно увидеть, что решить вышеуказанную проблему «обычными» методами не получается. Более того, во многом благодаря им структура общества приобретает очень странный вид, в котором любые действия наталкиваются на очень мощный заслон всевозможных фильтров и блокировок, но те из них, что направлены на личное обогащение, имеют преимущество перед теми, что направлены на общее дело. Получает классическая ловушка. Правда, до определенного времени кажется, что не все так плохо. Дело в том, что в обществе продолжает существовать огромное число « старых» подсистем, «унаследованных» им от прежних времен. Именно они оказываются «последним прибежищем» альтруизма и общего дела. До определенного времени, конечно, но все же остаются. Именно там создаются последние совершенные творения уходящего общества, именно там сохраняется прежняя направленность на работу, а не на пиар. Именно поэтому общество, находящееся на грани гибели, обладает тем свойством, что еще может продолжать старые проекты – но абсолютно не может начинать новых (вернее, как сказано выше, все новое оказывается чистым обманом). Поэтому еще выпускаются модификации старых самолетов, автомобилей и космических ракет, атомных электростанций и буровых платформ – это «остатки» прошлого, еще не переваренные «новой» «пиар-цивилизацией» (которая, на самом деле, есть агония старой общественной системы). Но это – всего лишь отсрочка конца.
Данный эффект позволяет умирающей цивилизации принимать форму развивающейся – дескать, вот, в космос еще один ровер запустили, значит не лыком шиты… Вот, очередной смартфон выпустили, новую модификацию (старого) самолета и т.п. Кроме того, тут начинает действовать еще один интересный эффект, о котором будет сказано в третьей части – распад одних подсистем общей системы может способствовать к улучшению положения оставшихся – за счет освобождения ресурсов. Но этот эффект кратковременен – ресурсы эти быстро кончаются, и общество оказывается в прежнем положении. Однако, этот кратковременный взлет приводит к тому, что многочисленные пиарщики начинают трубить о новом необычайном достижении. С соответствующим результатом.
Какой же можно сделать вывод из всего этого? Прежде всего, следует понимать, что из ловушки нет выхода – вернее, нет выхода в привычной форме. Один раз угодив туда – то есть позволив антисистемным интересам пересилить системные – мы уже не можем вернуться обратно. Поэтому единственным способом выхода из кризиса является пересборка системы. Но это – особая большая тема, о ней будет сказано в следующей части. Пока же замечу, что для нас, для России, ситуация с ловушкой, в которую попала современная цивилизация, является очень неприятной. Поскольку Россия сама по себе попала в ловушку, которая уже наложилась на ловушку «общецивилизационную». Причина «российской», а вернее, позднесоветской ловушки обсуждалась уже много раз, и тут я рассматривать ее не буду. Отмечу только, что она связана с особенностью советского общества, как такового, и напрямую восходит к его базовым основам. Что же касается кризиса современной западной цивилизации, как таковой, то это – явление более чем закономерное: западный мир прошел весь свой «цикл», и формационный, и «цивилизационный», и он обречен уйти.
Впрочем, надо понимать, что «уход» западной цивилизации не означает столь желанного для наших «патриотов» расцвета «Русского мира». Поскольку, как сказано выше, Россия сама находится в очень серьезном кризисе. Об особенностях России и ее положения будет так же сказано в следующей части…
