Красные Советы — Битва мифов. Пора вернуться в реальность..

Иногда события, кажущиеся незначительными, являются следствием очень значимых глубинных процессов. Выход в Петербурге маршрутки с портретом Маннергейма, несмотря на свою кажущуюся обыденность, является именно таким случаем.

marsh_1-2561045

Конечно, можно просто отбросить его – ну Маннергейм, ну что такого? Что только не наносят на борта маршруток – от рекламы презервативов до изображений Дарт Вейдера. Нанесли портрет одного из российских генералов и, по совместительству, еще и основателя финской государственности –  ну и что такого?

Но это не так. Прежде всего, почему именно Маннергейм? Кавалергард, царский генерал, участник Первой Мировой войны, один из создателей финской государственности и президент Финляндии в период Второй Мировой войны – это все конечно, хорошо, но вряд ли представляет собой особую важность  для питерцев. Ну мало ли было в Первую мировую в России генералов? А создание финской независимости дело конечно, важное, но исключительно для финнов. В период 1917-1919  годов политическая карта Европы оказалась основательно перекроена, и на месте прежних империй — Австро-венгерской, Германской, Российской и Османской – возникло множество новых государств, но кто сейчас вспомнит их первых руководителей?

Но есть один момент, который отличает бывшего кавалергарда от остальных генералов и президентов. Это то, что будучи руководителем Финляндии, Маннергейм во Второй Мировой войне  дважды оказывался противником СССР. Именно в этом качестве он и известен нашим гражданам – то, как Красная армия в 1939-1940 году штурмовала «линию Маннергейма» помнят если не все, то многие. Несколько менее известно, что под его руководством Финляндия участвовала в Великой Отечественной войне на стороне Третьего Рейха. И хотя в обоих случаях результат для маршала был весьма плачевный, именно этот период и является причиной  известности Маннергейма в России.

Но если авторы идеи руководствовались именно этой известностью, то почему они это сделали? Реклама врага своей страны непонятна. Правда, существует еще известная легенда о том, что Маннергейм выступил спасителем Ленинграда, якобы финны отказались вести наступление на Ленинград, и поэтому город не был взят. Автором этой «легенды» является сам Маннергейм, в своих мемуарах излагавший именно эту точку зрения, однако в реальности финнов, как и немцев, остановило сильное сопротивление советских войск. Тем не менее, среди определенной категории граждан эта легенда весьма популярна. Они считают, что враги в Великой Отечественной войне являлись более гуманными, нежели собственное руководство и  их победа была бы более приемлемой, нежели победа СССР.

Именно эта категория и является целевой аудиторией  идеи выпустить маршрутку с портретом Маннергейма. Можно сказать еще, что из-за определенного отношения к Второй Мировой войне во всем мире портреты основных противников СССР разместить невозможно – Гитлер, Гимлер или скажем, фон Лееб являются военными преступниками, а пропаганда нацизма запрещена. Финляндия же вроде к нацизму не имеет никакого отношения. Однако это не столь важно, важно, почему эта целевая группа вообще существует.

Коллаборационизм не является чем-то особенным в истории, переход на сторону победившего врага является скорее заурядным действием, нежели исключением. С одной особенностью – враг должен быть победившим, ну или хотя бы сильным. Или хотя бы существующим. Коллаборационизм в пользу начисто разгромленного и давно исчезнувшего противника выглядит странно, но тем не менее, в нашей стране он имеет весьма значительное число поклонников. Это не может быть объяснено ни страхом перед оккупантами, не желанием получить от них определенные преференции. Почему же число поклонников нацизма столь велико?

Дело в том, что нацизм, как разновидность фашизма является одним из путей развития капиталистического мира. Здесь нет смысла разбирать генезис фашизма – это отдельная большая тема. Можно заметить лишь, что основным «поставщиком» сторонников этой идеи выступала массовая безработица, которая практически выбрасывала из жизни миллионы людей, а для остальных была неким вечным ужасом, который заставлял принимать любую идею, способную от него спасти. Для советских граждан, при всех их проблемах, именно проблема безработицы никогда не стояла, и поэтому основной причины выбирать фашизм у них не было. Сторонников фашизма в СССР было ничтожное количество, и они были изначально маргинальны.

Увеличение симпатий советских людей к фашизму приходится на период перестройки, однако причины этого роста лежат совершенно в другой плоскости, нежели в Европе 1930 годов. Во второй половине 1980 годов происходит рост антисоветских настроений в обществе, приведший к формированию особого корпуса идей, который Сергей Кара-Мурза назвал «Антисоветским проектом». О генезисе этого проекта немало писал и сам Кара-Мурза и другие авторы, в любом случае разбираться с ним надо отдельно. Заметим лишь, что лежащий в основе  антисоветского проекта антисоветский миф является, скорее всего, обращением, «переворачиванием» официального советского мифа, сформированного в 1970 годы. Советский миф характеризовался очень сильным культом Великой Отечественной войны и ветеранов, отсюда антисоветский проект неизбежно должен был иметь черты отрицания этого культа. Именно в период роста популярности антисоветского проекта, возникает и идея отрицания подвига советского народа в период Великой Отечественной войны, а равно и идея возвеличивания нашего противника. Именно отсюда ведут свою историю культы всевозможных коллаборационистов в национальных республиках, и популярность нацисткой символики у молодежи.

Однако напрямую связать себя с фашизмом в России было невозможно. Слишком сильна была еще память о той Войне, слишком велики были страдания, что принес фашизм на нашу землю. И несмотря на то, что некоторые молодые люди брили затылки и наносили себе соответствующие татуировки, широкого распространения фашизм не получил. Кроме того, сыграло свою роль и то, что фашистский дискурс оказался тесно связанным с победившим либеральным — особым корпусом, включающим в себя сильно прозападные, антипатерналисткие и ультраэлитаристкие идеи (с некоторым количеством собственно либеральных идей). В такой связке часть фашистских идей – в частности, идеи о превосходстве собственной нации – оказались блокированы этим превосходящим числом либеральных, в результате чего «русский фашизм» оказался тоже маргинален, несмотря даже на  резко ухудшившиеся условия жизни людей в 1990 годы. Но вместе с ним оказалась блокированной и идея пересмотра отношения к Великой Отечественной войне, которая набирала популярность в конце 1980 годов. Более того, ухудшение отношения масс к антисоветскому проекту после грабительских реформ начала 1990 годов, привело к тому, что власть вынуждена была сменить свое отношение хотя бы к наиболее «раздражающим» его элементам.

Но еще более важным явлением следует считать то, что явно противоречащий интересам большинства антисоветский проект привел к поиску альтернатив. Правда, противодействие институализированной части этого проекта оказалось невозможной из-за невозможности создания контринститутов, но вот противодействие «мягкой», мифологической части антисоветского проекта  оказалось возможной. На базе обращения антисоветского мифа – важной части антисоветского проекта – был создан «новый советский миф». Этот миф рассматривался многими, как возвращение к адекватному восприятию советской жизни, как начало возвращения к реальности от господствующей антисоветской мифологии.

К сожалению, сбыться подобным надеждам не удалось. Так же, как антисоветский миф 1980 годов многим казался возвращением к реальности от эпохи советской мифологии, что оказалось ошибкой, антиантисоветский миф конца 1990 годов тоже не вел к выходу из морока. Дело в том, что основные положения «нового мифа» брались из мифа «предыдущего», только с «другим знаком». Это было связано как с банальной нехваткой информации, потому что документы советской эпохи, не соответствующие базовым представлениям антисоветского проекта, просто не вводились в массовое обращение, так и с происхождением данного явления, опирающегося на представленную СМИ базу. В результате, происходило дальнейшее усиление процессов, лежащих в основе «порождающего» мифа.

В частности, это относится к отношению к жестокости советского строя и в отношении государства к человеку. Жестокость, в частности выраженная в виде пресловутых «репрессий 1937 года» была основной темой, которая муссировалась в перестроечной прессе, потом к ним присоединились  обсуждения жестокости коллективизации жестокость Гражданской войны и т.д. Раскрытые архивные данные опровергли утверждения о десятках миллионов репрессированных, равно как и рассмотрение динамика развития СССР показало, что отрицательного влияние «1937 года» на ситуацию в стране не было сколь либо существенным. Но, в общем, подробно рассматривать репрессии тут нет особого смысла, потому что в общественном сознании существовали не репрессии, как таковые, а их отражение в СМИ.

 Именно это сыграло злую шутку – раз это представление о сверхжестокости репрессий лежит в основании официального антисоветского мифа, то именно оно, но с иным знаком, становится основанием антимифа. Раз для антисоветчиков миллионы жертв – плохо, то для «новых советчиков» — это хорошо. В самом деле, разве не является благом массовый расстрел современной элиты, если учесть, как она относится к народу, именно поэтому новый корпус мифов во многом формировался на основании идеи «только массовые расстрелы спасут Родину».

То же можно сказать и о моральной, культурной и прочих сторонах советской жизни. Официальная антисоветская точка зрения состоит в том, что СССР был жестко репрессивным государством, ограничивающим гражданина во всех сторонах жизни. Практически аналогом «1984» Орвела. Рассмотрение материалов того времени говорит скорее, об обратном, но в новом корпусе мифов господствует именно подобная точка зрения, разумеется, с иным знаком. Раз для антисоветчиков жесткая мораль – плохо, то для «новых советчиков» — хорошо. В результате, формируется миф, где полная регламентация жизни – благо, где свобода творчества – зло, а оптимальное отношение к так называемой «творческой интеллигенции» – заставить их копать каналы. Вопрос не в том, насколько это хорошо или плохо было в реальности, вопрос в том, что «новые советские» отталкиваются не от нее, а от «предыдущего» мифа.

В результате появляется образ СССР, как некоей «тоталитарной империи», наподобие пресловутой Империи  из Звездных войн, массово милитаризированной и ведущей агрессивную политику, населенной людьми-винтиками, верными воле вождя, и беспощадно уничтожающей своих врагов. В общем, практически тот самый образ, который был у либералов-антисоветчиков и который был создан в западной пропаганде времен Холодной войны, только со знаком плюс. Ошибочность такого взгляда понятна – чем дальше от реальности, тем менее созданный образ помогает решить реальные проблемы. Звездная Империя Зла – идея не более осмысленная, нежели мир эльфов,  орков и драконов. Драконов не существует, но это не мешает миллионам фанатов фэнтази жить так, будто они есть. Но вот действия, предпринятые так, будто драконы существуют, ни к чему хорошему не приведут.

Однако «новый советский миф» не является последним звеном в цепочке порождаемых мифологических систем. Так же, как антисоветский миф породил антиантисоветский миф, то последний, в свою очередь, способен породить свой собственный антимиф. Для этого надо только, чтобы исходный «новый советский миф» обрел достаточную популярность. Когда это произошло, происходит дальнейшая эволюция. Абсурдная жесткость советской Империи, транслируемая уже не только противниками, но и сторонниками ее существования, порождает свое противодействие. Но либеральные идеи, как указывалось выше, уже не могут выступать противостоянием «новому сталинизму», потому что, во-первых, абсолютно дискредитировали себя. А во-вторых, кажутся слишком слабыми по сравнению с жестокостью Империи. Поэтому для противопоставления этой Империи необходима сила, сравнимая с ее мощью и с ее методами.

Такой силой является, очевидно, лишь фашизм. Разумеется, можно призвать на помощь США, как оплот мирового либерализма, но это, опять же из-за наших либералов, невозможно. А во-вторых, традиционное антисоветское представление о США, как о мире, где господствуют либеральные свободы, уже не соответствует образу, сформированному в новом советском мифе. А «жесткие США» без хиппи и геев, без акцента на «полных полках магазинов», что было главным в либеральном мифе, но с авианосными группами, «мочащими» конкурентов – это практически готовое фашистское общество. Поэтому антиантиантисоветский миф оказывается именно профашистским.

Именно подобное порождение «новой волны» мы наблюдаем сейчас. Маршрутка с Маннергеймом – это только начало. Маннергейм важен тут только потому, что он убивал «большевицкую сволочь»,  что «залила кровью Россию». Так же как и Гитлер, если бы его можно было упоминать в публичных дискуссиях, был бы важен не потому, что боролся «за чистоту арийской расы», а потому, что он нес свободу от власти «большевистских жидоупырей». Кстати, слово «жид» тут особенного отношения к евреям не имеет, поскольку обозначает некую абсолютную инфернальную мерзость сталинского СССР, сторонники этого мифа гораздо более терпимы к евреям, нежели из предшественники из «предыдущей инкарнации». Тем более странным выглядит борьба со сталинизмом для многих националистов, «выбравшим» Сталина, как символа национального подъема. Но для Империи Зла по определению не может быть никакого «национального подъема», потому что никакой нации в ней существовать не может.

Подобная «третичная» или даже «четвертичная» мифологизация СССР на самом деле приводит к тому, что  от реальности не остается абсолютно ничего. Именно поэтому данная «версия» способна порождать самую чудовищную жестокость, поскольку противник, да и сторонник представляется тут абсолютно безликим «юнитом», неким подобием орка или эльфа в онлайн-играх.

Поэтому подобная мифологическая система оказывается и наиболее бесполезной с точки зрения текущей реальности. В отличие от «нового советизма», борющегося хоть с мифологией, но  присущей правящему режиму, «новый антисоветизм» направлен против системы, не имеющей никаких реальных институтов. В результате данная мифология вынуждена создавать и соответствующие «виртуальные институты» «нового советизма», наподобие «чекистского режима» или «сталинизма власти», с которыми можно бороться. Подобные «виртуальные» институты легко опровергаются не только банальным рассмотрением политики властей, но и сравнением просоветских и антисоветских высказывания – число последних несравненно больше. «Сталинизм Путина» — столь бессмысленная конструкция со всех точек зрения, что рассматривать его не имеет особого смысла.

Подведем итоги. Каждый миф способен породить свой антимиф. В результате серии этих порождений каждая мифическая система становится все менее отражающей реальность. В результате этого каждое действие ее сторонников  имеет строго отрицательное значение, так как не способны привести к чему-то осмысленному. Идущий на смену популярному сейчас «новому советскому» или сталинскому мифу «новый антисталинский миф», олицетворяемый фигурами противников Советского Союза, представляет собой абсурдную смесь идей фашизма и либерализма, отличающийся при этом полным отрывом от текущей реальности. Наиболее близко к этому стоит  идеология пресловутых нацдемов, но  в общем, она может принимать и иные формы.

Возникает вопрос – есть ли выход из этого процесса, возможно ли разорвать порочную цепь? Это отдельный вопрос, пока можно сказать лишь, что единственный путь сбрасывания морока состоит в идеях, берущих свое начало в современности, решающих именно современные проблемы. Когда нам будут важны дела, касающиеся именно нашего современного положения, а не то, кто расстрелял поляков в Катыни и важен ли был для страны 1937 год. Вместо углубления в прошлое следует обратить свой взгляд в будущее, понять, что же является приемлемым для нас, и какие действия надо для этого делать.