В последнее время в политических дискуссиях слишком часто стала использоваться апелляция к фашизму, как способ дискредитации оппонентов. Но, как и большинство полемических приемов, данный приводит к утрате понимания того: а что такое фашизм на самом деле. Все чаще фашизм употребляется в качестве примера некоего «абсолютного зла», символа всего плохого, что ставит вопрос – а был ли фашизм вообще не Земле? Ведь реальные страны, в которых были фашистские режимы, не были только сосредоточением зла. Там жили люди, работали заводы, строили дома. Любили, женились и рожали детей, в конце-концов. Но ведь не является рождение ребенка абсолютным злом? Так что сводить всю жизнь отдельных стран к фашизму было бы странно.
Тем не менее, его существование есть исторический факт, и уже это заставляет разбираться в данном вопросе. Прежде всего, надо вспомнить, что само понятие «фашизм» относится только к Италии эпохи Муссолини. Но, в целом, в советской и постсоветской действительности «фашизм» традиционно рассматривается, как родовое название для определенного класса обществ, причем имеющих вполне конкретные особенности. Поэтому использование понятия «фашизм» для всех режимов определенного характера имеет смысл, хотя со строго исторической точки зрения это и будет не совсем корректно.
Правда, это мало что дает для понимания феномена фашизма. Прежде всего, можно отметить, что с точки зрения столь «классического марксизма» описать фашизм очень сложно. Экономическая основа фашизма ничем не отличается от экономической основы империализма, как такового. Это крупная монополизированная промышленность вкупе с развитым банковским капиталом. В этом плане фашистские государства ничем не отличаются от нефашистских, но имеющих сходный уровень развития. Например, в этом плане нет особой разницы между Третьим Рейхом и современной ему Великобританией или США. Но, тем не менее, мы прекрасно понимаем, что разница есть, и что Британия при Черчилле, при всех своих недостатках чем-то отличается от нацистской Германии.
В чем же состоит подобное отличие. Почему Великобритания или США, при том, что это, однозначно, империалистические государства, не принимали Нюрнбергских законов и не строили лагерей смерти, почему они не сжигали русских деревень и не обращали в пепел пол Европы. Это отличие, как сказано выше, лежит не в экономическом базисе. А в том, что обычно понимается в марксизме, как надстройка. На самом деле, основой фашистского режима следует считать особую фашистскую идеологию. Именно она сообщает государствам те самые особенности, которые мы видим у фашизма.
Об фашистской идеологии подробно будет сказано ниже, пока же можно отметить, что следует отделять фашистскую идеологию, и собственно, фашистские режимы. Так как экономический базис фашизма одинаков с империализмом вообще, то отсюда следует, что фашистским следует считать такое империалистическое государство, в котором принята фашистская идеология. Но вполне возможна ситуация, при которой данная идеология существует, как оппозиционная к официальной. Подобное можно сказать, например, про фашистов в Великобритании, Франции или США, где они, по разным причинам, не смогли добиться главенствующего положения. При этом численность этих фашистов могла достигать довольно больших величин – например, численность Британского Союза Фашистов составляла, по разным источникам, от 250 тыс. до 500 тыс. человек.
Но стать ведущей политической силой английские фашисты не смогли. То же самое можно сказать и про фашизм в США. Американские фашисты при всей своей многочисленности на смогли взять власть даже на уровне одного штата. Неудача фашистов в Англии, США, да и многих других странах, где были мощные соответствующие организации, является следствием довольно сложных процессов, которые нет смысла подробно разбирать. Следует только понять, что при всем этом американские и английские фашисты были именно фашистами и исповедовали именно фашистскую идеологию. И если бы, в результате тех же сложных исторических процессов им улыбнулась удача, то они создали бы как раз то, что является полноценным фашистским режимом.
В общем, следует понять, что фашистский режим и фашистская идеология не являются полными аналогами. Но именно фашистская идеология, как таковая, является элементом, который «превращает» обыкновенный империализм в, собственно, фашизм. Именно она является необходимым элементом, без которого говорить о фашистском режиме не имеет смысла. К сожалению, именно эта мысль сейчас является наиболее сложной для восприятия. Поскольку никакого четкого «базисного», то есть экономического отличия для фашизма нет, то для получения определения фашистского режима подводится огромное количество признаков, зачастую весьма произвольных и неполных. В частности, подобные «наборы» крайне распространены сейчас в интернете и активно используются в политических дискуссиях.
Вот характерный пример постсоветской «типизации» фашизма. Фашизму приписываются следующие признаки:
• Великодержавные амбиции • Милитаризм • Агрессивное противопоставление себя остальному миру • Стремление к территориальным захватам • Ориентация на корпоративную модель государства • Всевластие репрессивного аппарата • Подавление инакомыслящих и просто «не таких» • Навязчивая пропаганда «традиционных ценностей» • Открытое пренебрежение к закону и демократическим процедурам
• Единоличная диктатура и культ личности диктатора
Это фашизм
Можно увидеть, что половина из приведенных признаков являются подмножествами других из приведенных особенностей – например, «Агрессивное противопоставление себя остальному миру» уже по умолчанию входит в «Великодержавные амбиции», «Подавление инакомыслящих» есть подраздел «Всевластия репрессивного аппарата», а все это уже входит вместе с «Открытым пренебрежением к законам и демократическим процедурам» в раздел «Единоличная диктатура» (видимо, для автором этого «набора» существует диктатура с преклонением перед «демократическими ценностями». Наверное это из того же разряда, что и «Демократия – это власть демократов»).
Удивительно, но под данные признаки подпадает огромное количество режимов, как таковых– от Российской Империи на всем времени ее существования до правления Рузвельта в США. Тем более, что бинарность утверждений – в смысле, «Да или нет» позволяет подвести под данные пункты любое государство. Или не подвести – например, известно, что Гитлер пришел к власти абсолютно законным путем, а Франко нисколько не стремился к территориальным захватам. Да и о «пренебрежении к законам», например – если не учитывать демократические процедуры в случае большинства фашистских режимов говорить нет смысла. В том плане, что эти режимы устанавливали свои законы, и довольно строго их соблюдали. Правда, говорить о демократичности тех же Нюрнбергских законом весьма опрометчиво, но ведь речь то идет об их соблюдении.
А это — не фашизм
Становится понятным, что никаким определением фашистского режима этот «набор», равно как и большинство других «наборов» не является. Однако, это не самое страшное. Самое главное состоит в том, что эти «признаки» не содержат в себе той самой сути, что отделяет фашистскую идеологию от всего остального. Почему так происходит. Ну, во первых, если для «базисных» процессов есть столь мощный инструмент описания, как марксизм, то для «надстроечных» такого инструмента нет. А во вторых, попытки разобраться в фашистской идеологии приводит к выводам, которые способны испугать огромное количество современных «исследователей» фашизма, показав фашизм так, где его ожидают увидеть менее всего.
Что же составляет основу фашисткой идеологии. Почему она оказывается столь привлекательной для одних и столь страшной для других? Все традиционные попытки выделить «ядро» фашизма приводили, обычно, к получению некоего «набора» признаков, вроде антикоммунизма, милитаризма, расизма и национализма, вождизма и т.п., который, как сказано выше, мог быть применен к абсолютно любому режиму. Например, антикоммунизм присущ вообще всем капиталистическим режимам. То же можно сказать о национализме и расизме. Современный мир делает немалые усилия для того, чтобы ликвидировать национализм или расизм, на все равно, стоит чуть ослабить давление репрессивного аппарата, и сразу же проявляется неприязненное отношение к людям другой нации или расы.
Однако подавляющее большинство исследователей не смогли (или не захотели) увидеть базовый элемент фашистской идеологии, который и составляет ее основу. Можно утверждать, что базовым признаком фашисткой идеологии является идея о разделении человечества на несколько неравноценных групп. Причем о разделении «природном», примордиальным, устанавливаемом с самого рождения. Именно это «ядро» и порождает все остальные признаки идеологии – и вождизм, и антикоммунизм, и милитаризм, и антидеморатизм и т.д. и т.п.
На самом деле, все логично – если один человек имеет большую ценность, чем другой (лучшее качество), то несомненно, существует такой «суперчеловек», который имеет ценность большую, нежели все остальные люди. Отсюда и культ «фюрера», и признание его безграничной правоты и власти. Ну и конечно, какая тут демократия – если слово представителя высшей группы имеет во много раз большую ценность, нежели представителя низших групп. Ну, а про антикоммунизм, как сказано выше, рассуждать нет смысла – какой может быть коммунизм, если разные люди изначально неравны.
Ну, и соответственно, идеальной моделью общества с точки зрения фашистской идеологии является такое, где каждый человек находится «на своем месте» — то есть там, где его «природные» качества могут быть реализованным предельно эффективно. То есть, если чистокровный ариец есть человек лучшего качества, то его место – в роли хозяин, а всякие славяне должны удовлетворяться ролью рабов. Ну, а выродки рода человеческого – жиды – должны, по мнению фашистской идеологии довольствоваться единственной ролью: сырья для мыла и абажуров. Кстати, «выродки» тут не ругательство, а указание на качества – с т.з. фашистов это есть однозначный природный брак, существование которого на Земле есть величайшая ошибка.
Рассмотрение подобной модели приводит к известной идеи о том, что фашизм есть возвращение в средневековье. На самом деле, «корпоративное», то есть поделенное на категории общество, действительно может показаться похожим на средневековье с его сословным делением. Но следует понимать, что, в отличие от «изначально существующего» порядка средних веков фашизм формируется сознательно. Если в традиционном обществе сословное деление существовало только потому, что никто не знал альтернативы ему, то в период модерна, после «Свободы, равенства и братства», после того, как появились работающие модели демократии, возврат к «сословности» не эквивалентен прежнему состоянию. Это так же, как возврат детского поведения, вполне нормального в свое время, в зрелом возрасте, означает явную патологию.
Таким образом, можно сказать, что фашизм есть проявление крайнего разделения капиталистического общества. При этом никого не должно смущать якобы декларируемое единство фашистской «корпорации». На деле, никакого единства нет, есть выстроенная железной волей фюрера пирамида, нацеленная на выполнение его мыслей и идей. Условное «вторичное единство» при полном разъединении общества по «качественной вертикали», как проявление удивительной диалектики бытия. При этом внешняя форма – все эти марши, парады, факельные шествия и т.д. – не должны закрывать главного: того, что каждый человек фашистского общества, за исключением фюрера, не имеет возможности покинуть данного ему места. Даже не потому, что этому может помещать гестапо, или какой иной репрессивный орган, а потому, что с точки зрения господствующей идеологии это единственное место, для которого данный человек предназначен.
Идеал «разделенного общества», как квинтэссенция капитализма, общества, основанного на селекции членов по способностям – а чем еще является капиталистическая конкуренция? – выражается в фашистской идеологии в полной мере. В общем, можно сказать, что в мнимом единстве фашизма эта конкуренция достигает максимального значения – опять-таки, диалектика. Поэтому, как не удивительно, но одну из лучших и очень хорошо пригодных для понимания моделей фашизма дал советский писатель-фантаст и диалектик Иван Ефремов. Разумеется, речь идет о романе «Час Быка».
Общество планеты Торманс, данное в романе, представляет собой предельный случай фашизма. Рассматривая его, можно представить, что произошло, если бы фашистские режимы победили на Земле. Тогда внутренняя логика фашизма привела, в конце-концов, после долгого периода противоборства друг с другом, к тому, что должен был остаться только один режим.
Отсюда мир планеты Торманс лишен милитаризма – просто потому, что не с кем больше воевать. Последняя война прошла столетия назад, и получивший всю полноту власти режим просто не дает появляться новым противникам. Мир планеты Торманс лишен национализма – по той же причине. Жители «хвостового полушария» проиграли и были поглощены выигравшим государством. Отсюда же мир Торманса лишен стремления к территориальным захватам, и «агрессивного противопоставлению себя всему миру». С точки зрения большинства современных исследователей Торманс вряд ли может рассматриваться, как фашистский режим – тут нет ни факельных шествий, ни бригад СС, нет даже лагерей смерти.
Но, тем не менее, автор открыто называет режим фашистским. Потому, что тут есть главное — разделение людей по группам. «Сердце спрута», инфернальное ядро тормансианской системы заложено именно в этом – в делении тормансиан на три неравноценные группы. В школе, по результатам неких тестов, жителей планеты делят на две большие категории – кжи и джи. Кжи – «короткожители» – люди, которые не способны ни к чему, кроме монотонной физической работы. Они обречены прожить очень недолго – до тех пор, пока будут иметь максимум физической активности. Прожив этот период, и произведя себе потомство на смену, кжи отправляются в «Храм нежной смерти» — развитие концепции газовых камер реального фашизма. Многим читателям романа это кажется бессмысленной жестокостью – ведь как же, отправлять человека на смерть тогда, когда он еще может приносить прибыль. Но на самом деле, это не жестокость – это жесткий рационализм: «старый» кжи не должен занимать место молодого, который приходит на его место.
Джи – «долгожители» – обычно ассоциируются с интеллигенцией. Но на самом деле, это не так – это люди, которые оказываются пригодными к сложным действиям. Это не только «классические» интеллигенты, но и определенная часть «рабочей аристократии», и даже артисты. Наконец, из Джи формируется и третья группа тормансиан – элита или властители. Эта группа имеет максимальное количество благ, но главное, она обладает максимальной властью. Считается, что проходя через «сито» жесткой конкуренции, властители оказываются лучшими представителями населения планеты. Ну, и высшая категория властителей – так называемый, «совет четырех», в котором находятся «суперчеловеки», по мановению руки могущие переименовывать планету или творить иные, столь же масштабные деяния.
При всем прочем, наличие супервластителей полностью вписывается в систему Торманса. Ведь они прошли строжайший отбор, начиная со школы. Ну, еще можно упомянуть загадочное, на первый взгляд, «свидание со Змеем», при котором, как кажется большинству читателей, отбраковываются инакомыслящие. На самом деле, к мыслям это «свидание» не имеет никакого отношения, их как не умели читать, так и не умеют – и при всем кажущемся всемогуществе тайной полиции на планете существует хорошо законспирированное подполье, которое никакой «змей» вычислить не может. Поэтому «свидание со Змеем» — это не поиск врагов, это дополнительный отсев самой низшей категории людей – «выродков», человеческого мусора. Это аналог уничтожения евреев в нацисткой Германии – при том, что никакими врагами или даже инакомыслящими евреи, в большинстве своем, не были.
Именно из-за всего вышеприведенного, представляется абсурдным утверждение многих читателей о том, что в романе дана сатира на Советский Союз. На деле, мир Торманса и СССР имеет расхождение в самом базисе своих систем. СССР изначально – мир всеобщего равенства. И даже наличие номенклатуры подобное не меняло – номенклатура представлялась, скорее, временным отступлением от базовых принципов, неким извращением, которое скоро будет устранено. И уж тем более, не было никакого неравенства между людьми физического и умственного труда. Интеллигенция и рабочие жили в одних и тех же домах, их дети ходили в одни и те же школы. Более того, и представители номенклатуры, если не брать самый высший слой, зачастую мало чем отличались от простых людей. Скорее уж многие представители интеллигенции старались представить себя, как некое собрание небожителей, и страдали от навязываемого равенства с «быдлом».
Таким образом, изображенный мир Торманса никоим образом не имеет отношения к СССР, но представляет собой доведенный до предела фашистский режим. В этом случае, все «локальные» признаки, вроде национализма и милитаризма, отпадают, и остается только главное – «разделенный мир».
В общем, исходя из вышеприведенного, можно сделать соответствующие выводы. Никакие «признаки фашизма» не имеют никакого смысла, если отсутствует главное – фашистская идеология, которая характеризуется наличием собственного «ядра» – идеи «разделенного мира». Если это есть – то есть, если людей делят на «качественные категории», вроде житель одной «области» имеет ценность выше, чем житель «другой» (под «областью» может пониматься не географическая область, как таковая, а, скажем, расовое отличие или т.п.) – то существует вполне ясная опасность фашизма. Если же этого нет, то ни о каком фашизме речи быть не может.
Если рассматривать с этой точки зрения, например, Россию, то можно увидеть, что в ней существует определенная группа людей, принимающих подобную идеологию. Правда, как не удивительно, но даже среди так называемых националистов она не составляет абсолютное большинство. Огромное число националистически настроенных граждан вполне признает равенство представителей разных наций и желает только уменьшить те проблемы, что приносит им общение с этими представителями. Условно говоря, им не нравится рост преступности, который приносит наличие люмпенизированных гастарбайтеров.
Подобная замена социального – положения гастарбайтеров, как «абсолютного низа» социума с соответствующими проблемами – на «национальное» есть особенность постсоветского общества. Но есть, разумеется, и такие граждане, что рассуждают как раз в концепциях «разделенного мира», согласно которому национальные проблемы происходят от того, что «низкие люди» — под которыми подразумеваются представители многих «некоренных» наций – заполняют мир «высоких» людей, и выдавливают их. Особенно характерен для подобного мышления акцент на плодовитости «некоренных».
В общем, можно сказать, что если националист исповедует идею: «я не хочу жить рядом с таджиками, потому, что они режут баранов на улице и торгуют наркотиками» — то он не находится в поле фашисткой идеологии. А если его основная мысль состоит в том, что «таджики являются идеальным народом рабов, поэтому они завозятся властью для замены коренного населения», «кавказцы всегда были бандитами и будут ими всегда» или подобные – то да, можно говорить о зачатках фашизма.
Вообще, понятие «народа рабов» является очень четким маркером фашисткой идеологии. И, что самое удивительное, как раз распространение этого маркера показывает, что данная идеология распространена крайне широко за пределами националистического дискурса, как такового. Вопреки популярному мнению, что потенциальным носителем фашистской идеологии является, главным образом, националистически настроенная молодежь, существует опасность распространения подобной идеологии в иных социальных 
группах. Причем, как бы не меньшая, чем среди «классических» националистов.
По крайней мере, есть очень популярный маркеры «совки- народ рабов» и тому подобные, которые распространены среди так называемой «либеральной» части населения. На самом деле, именно тут то самое вышеприведенное «ядро» фашистской идеологии – идея «разделенного мира» – фиксируется как бы не сильнее, нежели в националистической среде. Наконец, есть очень серьезная опасность распространения фашизма в точке соприкосновения этих идеологий – гипотетических «либеральных националистах». Впрочем, это уже отдельная тема.
И напоследок – все вышесказанное может быть применено не только к России. Но это будет уже другая тема. Sapienti sat…
