«Сланцевая революция», рассмотренная в прошлой части, на самом деле, представляет собой достаточно «слабый» вариант «технологического мифа». В самом деле, технологии добычи сланцевых ископаемых вполне работоспособны и при определенном стечении обстоятельств они способны принести немалую пользу. «Мифологическим» тут является лишь отношение к этой технологии, как к некоей волшебной палочке, способной решить энергетические проблемы, а главное – подтвердить превосходство «белого человека» (т.е. «золотого миллиарда») над всеми остальными. Именно этот момент и является главным в пресловутой «сланцевой истерии», что совсем недавно заполняла СМИ и интернет.
Однако, разумеется, существуют и более «сильные» варианты «технологических мифов», где мифологизация захватывает уже технологии, как таковые. Наиболее интересны в данном случае «техномифы» из сферы информационных технологий, поскольку, во-первых, время их господства уже прошло; а во-вторых, потому, что период их господства закончился относительно недавно. Как бы то ни было, сейчас мы можем довольно подробно рассмотреть момент генезиса компьютерных «техномифов», а равным образом, воздействие их на окружающий мир. А главное — сделать кое-какие выводы, выходящие и за уровень технологии, и за уровень мифологии, но зато имеющие отношение к первой части заголовка. Впрочем об это будет позднее.
А пока я хочу рассмотреть один из самых популярных «техномифов» — компьютерный, вернее, не столько сам миф, сколько процесс его взаимодействия с обществом. В конце прошлого века подобный процесс привел к явлению, сходному со «сланцевой революцией», которое получило впоследствие название «пузыря доткомов». «Раздувание» данного «пузыря» началось на самом излете первого этапа формирования «мирового компьютерного пространства», (сиречь пресловутой сети Интернет). В это время основные технические вопросы уже были решены, протоколы разработаны и программы написаны (или, по крайней мере, стало ясно, как требуется их писать). Наступил период освоения и осознания того, что же было сделано. И, как нетрудно догадаться, именно в этот момент начался процесс «монетизации» новосозданного «киберпространства». Не имеющие до этого особой коммерческой ценности сайты вдруг оказались (или, точнее, показались) удобным способом зарабатывания денег. Трудно сказать, что стало «первой ласточкой» «коммерческого интернета» — «обычный» сайт, «интернет-магазин» или поисковая система – но это не особенно важно. В конце концов, раз люди испытывают желание пользоваться каким-то продуктом, то почему бы не пытаться на этом заработать…
* * *
Однако «надувание» «пузыря доткомов» произошло вовсе не за эти деньги, уплачиваемые пользователями интернет-ресурсов (прямо, или «косвенно», через просмотр рекламы). Если бы дело ограничивалось только ими, то само это явление было бы не заслуживающим названия «пузыря», да и хоть какого-то упоминания за пределами специализированных ресурсов. Обыкновенная коммерция, и все тут. Гораздо большее значение имело то, что превратившись в коммерческое производство, новоявленные компании стали активно выходить на фондовый рынок. Как раз последнее и стало тем фактором, что надолго вписал пресловутые «доткомы» в историю. По крайней мере, экономическую…
Собственно, понятие «пузырь доткомов» имеет большее отношение именно к бирже, нежели к каким-либо технологиям. 99% инвесторов, «надувавших» «пузырь», вообще, имели слабое представление о сфере инвестиций, и вряд ли отличали микропроцессор от коммутатора, а html от jdsl. Собственно, и в этом нет ничего необычного – как правило, инвесторы принимают решения, основываясь на чисто экономических показателях (вроде прибыльности). Однако в данном случае была одна тонкость: подобное может происходить только на основании стабильных результатов. А если их еще нет – по причине «молодости» отрасли, то она может рассчитывать только на т.н. венчурный капитал. Венчурный капитал вкладывается в проекты с очень высокими рисками в надежде на получение высоких прибылей в случае удачи. Разница между венчурным и «обычным» инвестированием приводит к применению различных стратегий, различного отношения к капиталу – а главное, венчурный капитал всегда много меньше того, что инвестируется в «стабильный» бизнес. Ну, и конечно, при венчурном инвестировании желательно иметь определенно представление о том, чем занимается та или иная компания…
И лишь когда прибыльность «высокотехнологичных компаний» выходит на определенный уровень, на смену венчурным инвесторам приходят «обычные». Однако в случае с «доткомами» случилось нечто неожиданное. Вскоре после того, как данный «сектор» стал давать первую прибыль, в него неожиданным образом хлынули огромные средства. Немыслимые по привычным представлениям о венчурном капитале, призванном быть лишь проверкой перед «настоящей» инвестицией. Но при этом так же немыслимые и с точки зрения «классической инвестиции», поскольку вкладывались они до того, как отрасль вышла на режим «устойчивой прибыли». Впоследствии это порождало всевозможные домыслы, порой переходящие в конспирологию: дескать, многие «профессиональные инвесторы» сознательно «накачивали» «рынок доткомов», чтобы привлечь туда инвесторов непрофессиональных (т.е., говоря «по новорусски», «развести их на бабки»). И это еще самый «слабый» вариант конспирологии – в «сильных» речь идет о «происках ЦРУ».
* * *
Впрочем, при внимательном рассмотрении становится понятно, что никаких таинственных заговород за «пузырем доткомов» не было. Его «вздутие» было определено вполне «естественными» причинами. Дело в том, что мир в 1990 годы переживал особое состояние, которое можно назвать «технологическим оптимизмом». Являясь ответвлением фукуямовской концепции «Конца истории», технологический оптимизм объявлял технологии способом решения всех проблем. Сейчас подобное представление является относительно маргинальным, но в то время оно охватывало огромное число сторонников. Так же, как любые социальные преобразования – кроме «либеральной демократии» (сиречь, существующего общества развитых стран) объявлялись бессмысленными и вредными, технологические достижения стали представляться чуть ли не единственно полезными проявлениями прогресса. Дескать, так же, как паровая машина стала причиной успехов общества XIX века, а автомобиль – XX, компьютеры и их сети должны были привести к процветанию общества конца второго тысячелетия. Тогда мало у кого возникали сомнения в том, что именно «информационные технологии» есть самое величайшее достижение цивилизации, вершина всего развития человечества.
Находились даже такие «адепты» этого «технологического оптимизма», которые объявляли данный момент конечной точкой этого развития. Дескать, вот теперь будет IT, только IT, и ничего более! Человеческий разум скоро «перенесут» в компьютер, и все проблемы будут решены.(Локальный пример – один из номеров незабвенной «Компьтерры» был назван: «Нынешнее поколение людей будет жить вечно!»). Однако если подобное радикальное мировоззрение разделяли все же не все, то более «слабая» идея о все возрастающей роли компьютерных технологий (и, соответственно, о все возрастающей доле их в экономике) была доминирующей. Пример американской «Силиконовой долины», ставшей основным – как тогда казалось – источником богатств США, равным образом, как и представления о технологическом взлете Юго-Восточной Азии (еще без Китая, но еще с Японией) был основанием иллюзии исключительной прибыльности всего, что связано с «волшебными машинами». И даже реальный кризис, накрывший в 1998 году эти восточноазиатские страны, не смог разрушить подобное представление. Ну кризис – и кризис. Что тут бояться! Ведь он не может изменить фундаментальные – как тогда казалось – основы экономики, согласно которым высокотехнологичные отрасли всегда прибыльнее низкотехнологичных.
Подобное «информационное поле» определило поведение инвесторов. В рынке «доткомов» люди увидели ожидаемое ими завершение кризиса (как уже сказано выше, казавшегося лишь небольшим препятствием на пути прогресса) и начало новой волны подъема. Именно этот факт и стал определяющим в плане формирования пресловутого «пузыря». Ведь именно так же начинался и предыдущий этап «компьютерного бума» в 1980 годах, приведшего к превращению довольно «нишевого» продукта – которым являлся компьютер до этого момента – в непременный атрибут современной жизни. В конце 1990 годов этот процесс был уже проанализирован несчетное количество раз, и на основании этого анализа были сделаны соответствующие выводы (по крайней мере, «для широких масс»). Например, согласно этим «анализам» самые незначительные инвестиции в формирующиеся благодаря новым технологиям рынки способны принести колоссальные прибыли.
Примером подобного тогда приводили рынок программного обеспечения. Человек конца 1990 годов знал, что тут были сделаны самые значительные состояния, превосходящие состояния «нефтяных королей» и арабских шейхов. Пример Билла Гейтса и Става Джобса, из «простых парней» ставших миллиардерами и компаний Microsoft и Apple, превратившихся из кучки единомышленников в гараже в «локомотивы» экономического роста. Мысль о том, что «путь Джобса» можно повторить, выступала самым сильным стимулом для множества инвесторов. Разумеется, за рамки «официальной легенды» софтверных компаний тогда мало кто заглядывал – а зачем, если она прекрасно работала. Хакер Гейтс потеснил «классических» банкиров и промышленников на «престоле капитала» — какие вам нужны еще доказательства? Это потому уже, когда «пузырь» лопнул, стали просачиваться сведения, что с Apple, а уж тем более с «мелкомягкими» «не все так однозначно». Но это было потом – а пока эти и подобные примеры складывались в особую «мифологию хайтека». Согласно этой мифологии (а на самом деле, очередной «переработки» классической мифологии капитализма) хорошая идея является основанием для постройки компании с оборотом в миллиарды долларов.
* * *
На самом деле, конечно, в основании взлета IT-компаний 1980-1990 годов лежали никакие не «волшебные идеи» , а вполне объективные причины. Рассмотрение их выходит за рамки поставленной темы, однако можно отметить, что основные инвестиции в развитие будущей отрасли, начиная от технологии производства микропроцессоров и заканчивая созданием общемировой компьютерной сети, были сделаны в рамках американской оборонной программы 1970-80 гг. И массовое развертывание «бытового» компьютинга представляет собой ни что иное, как «монетизацию» крупными корпорациями, вроде IBM или Intel этих вложений (т.о., последние не просто получили деньги от государства при Рейгане, но еще и сумели «отбить» их «по второму кругу» во время компьютерного бума). Впрочем, это уже отдельная история…
Нам же важно то, что данная мифология стала определяющей для реальности конца 1990. Ее лейтмотив гласил: «Новые технологии приносят большие деньги» — и попробуй возрази этому, когда есть Гейтс на пару с Джобсом. Поэтому инвестиции в сектор сетевых проектов рассматривались как гарантированно прибыльные. Пусть не сейчас, пусть в будущем, но вложенные туда доллары должны были превратиться в сотни, если не тысячи своих «собратьев». И, казалось, что динамика рынка подтверждает это предположение. Капитализация «доткомов» росла, как на дрожжах, «особый» биржевой индекс NASDAQ (по названию биржи, где, в основном, велась торговля акциями IT-компаний) рассматривался, как основной показатель успешности «новой экономики». А на конкретную прибыльность новых компаний мало кто обращал внимание.
Разумеется, подобная ситуация породила особую, но вполне эффективную тактику «стартаперов»», сводящую идею «интернет-компаний» исключительно к увеличению продаж своих акций (при полном игнорировании какой-либо полезной деятельности). Действительно, зачем зарабатывать доллары на обслуживании клиентов, если можно заработать тысячи их, просто разместив новые акции. Впрочем, многие из авторов «стартапов» тогда действительно поверили в свою гениальность – ведь зачастую молодой человек за несколько месяцев мог стать миллионером. (Правда, эти миллионы были в акциях его же компаний – но все равно, приятно). Впрочем, опытные игроки, скорее всего, вскоре поняли, чем это «пахнет» – но раздували «пузырь» до последнего. Огромные деньги вливались в рекламу. И конечно, рано или поздно, но этот «пир духа» должен был завершиться…
Пузырь лопнул 10 марта 2000 года, когда произошел обвал индекса NASDAQ. Капитализация большинства «новообразованных» компаний упала катастрофически и они разорились. Одновременно с этим «неожиданно» оказалось, что «продукт» большинства интернет-компаний маловостребован потребителем, особенно за деньги. Что огромное число посещений сайта очень трудно «преобразовать» во что-то реально прибыльное, а огромные ожидания «новой экономики» оказались завышенными. По сути, до людей наконец-то стала доходить банальная мысль, что никакой «новой экономики» не существует вообще, а все эти компьютеры и сети есть не что иное, как рядовой элемент самой что ни на есть обыкновенной хозяйственной системы. Профессия программиста на время потеряла свою привлекательность, а пресловутые хакеры потеряли образ могущественных «сетевых демонов» и «суперпреступников» (и обрели имидж обыкновенных хулиганов и мошенников).
К сожалению, это «отрезвление» было кратковременным, и уже через несколько лет снова пошли разговоры о «технологической сингулярности» и способности некоторых гениев «кардинально изменить ситуацию». Например, широко раскрученная фигура того же Брина или Цукерберга, за которыми не стояло вообще никаких прорывных технологий (и поисковые системы, и социальные сети были созданы задолго до них, а вышеупомянутые персонажи лишь случайно попали в новый подъем) означает лишь то, что миф, появившийся в конце 1980 годов, демонстрирует удивительную живучесть.
* * *
Впрочем, это свойство мифов, как таковых. Для нас же важно то, что «пузырь доткомов» является прекрасной демонстрацией того, как массовые представления – причем, далеко не «экономического характера» — способны приводить к далеко идущим последствиям. Казалось – ну что стоит прикинуть реальную окупаемость предлагаемых «стартапов» — хотя бы в виде статистики по уже проведенным проектам. Однако большинство инвесторов предпочитало надеяться на то, что «информационное чудо» 1980 повториться. Более того, даже после того, как «пузырь» схлопнулся в 2001 году, представление о IT, как если не о «золотом дне», то, по крайней мере, как о главном пути развития экономики, сохранилось. Самый яркий пример подобного – пресловутая «программа модернизации», принятая во время президентства Медведева в России, и жемчужина этой «программы» — знаменитый инновационный центр Сколково. Сколько было сказано речей по поводу этой будущей «Силиконовой долины» (причем тогда, когда значение реальной «Silicon Valley» давно падало), сколько было восторгов по поводу данного центра…
И сколько разочарований и негодований по поводу полученного результата… «Опять разворовали!», «Чиновники распилили программу российской модернизации!», «Русские не способны к инновационной деятельности!»… Статей и речей с данными и подобными словами немало – а понятия «откат» и «попил» вообще можно найти в каждом упоминании о Сколково. При этом самое интересное то, что большинство критиков Сколково не подвергает сомнению саму идею российской «Силиконовой долины» и необходимость разворачивания чего-то подобного у нас. Само представление о том, что «делать микропроцессоры – круто» и «написание программ – основа современной экономики», остается господствующим до сих пор. Не говоря уж о том, что все, связанное с «компьютерами» и IT, рассматривается, как основа экономической мощи страны, а «сколковская неудача» рассматривается исключительно через призму «специфики» российского бизнеса.
Саму же идею сверхприбыльности «инновационного развития», точнее, того направления инновационного развития, которое мнится многими, как магистральное, мало кто подвергает сомнениям. При этом игнорируется как то, что Сколково реально «дало путевку» многим интересным проектам, так и то, что они абсолютно ни на что не повлияли. Более того, все попытки модернизировать российское устройство, насыщая ее всевозможными «гаджетами» и прочими проявлениями «хайтека» не особенно изменяют степень ее эффективности. Например, в том же образовании большинство средств идут (шли) как раз на пресловутый «хайтек» (даже в сельских школах ставят интерактивные доски), причем с сокращением всего остального. Результат же, как и следует ожидать, в лучшем случае нулевой.
На самом деле, вопрос о модернизации российской экономики и России в целом – вопрос крайне важный. Но необходимым условием для его успешного решения является выход за пределы известных мифов и представлений. Впрочем, это отдельная тема для разговора. Пока же можно отметить, что компьютерный «техномиф» не является каким-то особым, изолированным явлением современного общественного сознания. А равным образом и то, что это и подобные представления (о «сланцевой революции», о «невероятном расцвете медицины», о возможностях генной инженерии и чудесных 3Д-принтерах, способных полностью изменить экономику и т.п.) являются проявлениями очень глубинного процесса, идущего в недрах современного общества. Впрочем, об этом будет позже…
