Многим кажется, что очередной протестный марш – это предвестник большого социального катаклизма. Между тем, сценарии таких акций давно проходят по проторенной колее, и если в Москве еще возможны небольшые отступления от регламента, то в Петербурге протестный политбомонд регулярно играет в ролевую игру “Оппозиция”, вполне безопасную для ее участников.
В Питере подготовка к маршу начинается с грозных заявлений публичных фигур: “Мы выйдем несмотря ни на что!”, “У нас в стране уведомительная форма проведения акций – подадим заявку, и пройдем, где захотим!”. Далее в городскую администрацию подается уведомление, где обычно указываются амбициозные маршруты – например, по Невскому или другим центральным проспектам города (иногда все же бывает более честный вариант, когда центр города не просят). С самого начала организаторы знают, что никакого Невского им не видать, однако в СМИ тема начинает успешно обсасываться. Рассчитывается, что удастся согласовать хоть что-то приемлемое.
Второй ход совершает Смольный (точнее говоря, Комитет по вопросам порядка, законности и безопасности администрации СПб), который дает какой-нибудь заведомо неприемлемый маршрут, пытаясь взять на слабо и продемонстрировать свою суровость (например, предлагает месить грязь в Полюстровском парке, до которого на общественном транспорте от метро ехать минут 20). В ответ организаторы заверяют, что в парк не пойду, но предложат другие, компромиссные варианты маршрута – не Невский, но и не Полюстрово (иногда заверяют, что подадут в суд, создавая очередную шумиху в СМИ, однако в 9 случаев из 10 подавать в суд никто даже не пытается).
Ширли-мырли обычно продолжается с неделю, после чего удается сторговаться на некоем усредненном варианте. Свою выгоду получают обе стороны. Чиновники удовлетворены тем, что удалось снизили численность акции чехардой с маршрутом, запутав горожан и подорвав уличную агитацию, а организаторы заявляют, что “несмотря на серьезное давление, мы смогли добиться неплохого варианта, поскольку чиновники испугались активности петербуржцев.”
Описанная схема работает почти всегда, реализуясь вновь и вновь. Однако иногда бывают сложности, когда Комитет, логику которого уловить подчас невозможно, упирается до последнего и отсылает в Полюстрово. Казалось бы, все пропало, но и здесь находчивые лидеры протеста находят решение. Обычно вопрос решается с ГУВД, где полицейским начальникам заявляется примерно следующее: “Смольный упирается, но мы ведь хорошие ребята, работаем с вами давно, люди у нас мирные, будет много женщин и стариков, давайте мы пройдем без символики и проведем народный сход, мы не хотим провокаций”. В ГУВД “хороших ребят” ценят, поэтому пройти и постоять без символики дают. Правда вариант этот работает только с либералами. Националистам или антифа так пройти никогда не дадут.
Следует отметить, что во время подготовки к акции происходит огромное количество споров и склок. Обычно образуются два оргкомитета, а то и три, которые начинают долго выяснять между собой отношения. Например, перед либеральным маршем 1 марта не на жизнь, а на смерть бились два оргкомитета – одни хотели сделать марш “антикризисным”, не акцентируя внимание на украинском вопросе, другие – сделать марш “антивоенным”. “Антикризисные” две недели продавливали решение, чтобы на акции были лишь флаги России и Санкт-Петербурга, чтобы избежать появления желто-голубых стягов.
Смешно здесь то, что реальной организационной силой обычно не обладает ни один из оргкомитетов. Два десятка говорунов не способны выделить два десятка дружинников, которые будут следить за выполнением принятых решений — например, препятствовать использованию тех флагов, которые было решено не поднимать. В итоге две недели бурных обсуждений заканчиваются ничем, поскольку каждый все равно разворачивает те знамена, которые считает нужным, и никто не может им помешать (так, украинские флаги, которые было решено не использовать, появились-таки на питерском марше 1 марта).
Все попытки сломать шарманку и предложить какой-то иной вариант сопротивления неизбежно пресекаются организаторами. Любой оратор, которые пытается позвать с трибуны или из толпы, например, перекрывать Невский или поставить палатки, встречает лютое, бешеное сопротивление политбомонда, ведь простые люди так или иначе разойдутся, а политическим ВИПам предстоит потом беседовать с генералами ГУВД и чиновниками Смольного, где оппозиционеры будут понуро кивать головой и заверять, что впредь “не поддадутся на провокации”.
Для внешнего окружения лидеры, естественно, рассказывает совсем другие истории. “Мы победили, потому что смогли выйти на площадь, власть нас боится, и в следующий раз мы обязательно покажем им кузькину мать!”. У граждан зачастую короткая память, поэтому мало кто, например, помнит, что гайд-парк на Марсовом поле, куда Смольный сгоняет митингующих, первоначально порицался оппозиционерами, которые уверяли, что в это гетто митинговать не пойдут. В итоге, конечно, пошли, проглотили и это. Лишь “Другая Россия” отвечает за слова и последовательно бойкотирует этот загончик у Вечного огня, не проведя там ни одной акции.
Описанная выше ролевая игра разыгрывается из года в год. Она удобна и фрондирующему политбомонду, создающему медийные поводы, и полиции, и руководству городу и прессе. Протестным гражданам такая схема тоже удобна – ведь с трибуны их убедили, что именно это и есть легальная политическая борьба.
Так было и в 2007-м году, и в 2012-м, и по сию пору. В принципе, всяческие марши в нынешней своей форме — это нормальная политическая практика: собрались, обсудили проблему, разошлись. Главное, не тешить себя иллюзиями, что таким образом «шатается режим» или приближается некий “майдан”, или что таким образом можно что-то там изменить и на что-то там повлиять.
