С демократией все у нас не так. Без нее жить душно, но и от нее самой воротить за версту, вспоминая рожи из 90-х. Беда российской демократии в том, что она стала общедоступной. За нее никто не пострадал, не заплатил кровью и потом. Подобно тому, как классическая культура упростилась, став достоянием масс, так и классическая античная демократия превратилась во что-то отталкивающее в рамках общества потребления в целом, а в РФ особенно. В кино надо хотя бы купить билет, а на избирательном участке не требуется и этого.
Российская демократия – травмированное дитя 91 года. Тогда наиболее ушлая и дерзкая часть позднесоветской номенклатуры демонтировала СССР, удачно сменила вывеску, после чего увеличила масштабы обогащения и закрепила свою не только политическую, но и экономическую власть. Важно понимать, что август-91 похоронил не только Советский Союз, но и начальные ростки подлинного гражданского общества, формировавшегося в перестройку наряду с классом барыг.
В итоге фарцовщики обошли диссидентов, среди которых вопреки расхожему мнению были не только желающие распада страны бешеные либералы-русофобы, но и почвенники, леваки, религиозные подвижники, а также многие других деятели, желавшие социальных изменений без разрушения государства. Циничные и вероломные барыги-неокомсомольцы сначала поюзали, а затем опошлили и угробили перестроечный рассвет гражданского общества (отчасти наивный и деструктивный, отчасти наоборот), где уважением пользовался интеллектуальный класс, а не комсомольские подпевалы.
Демократический проект в России 90-х провалился, однако сомнительная эффективность современной парламентской демократии не должна приводить к принятию тирании, к согласию с управлением неких “действительно компетентных лиц”, никому не подотчетных и не контролируемых. В большинстве случаев желающим закрутить покрепче гайки под предлогом первородной лживости демократии нужно смело показывать кулачище.
Как ни крути, борьба за гражданские свободы, за даже эфемерную на сегодняшний день демократию важна, ведь в этой битве меняется и объект, за который идет борьба. Сам факт битвы за свободу подразумевает отход от безответственного парламентаризма (общество количества), не оплаченного ничем и не стоящего ничего, в иной тип народовластия, за который заплатили те, кто «каждый день идет за свободу на бой” (общество качества).
Народовластие подразумевает жертву. Например, варвары-абхазы окупили свою свободу кровью войны за независимость, поэтому из них не сделать одноклеточный электорат, послушно нажимающий кнопки. Когда этой весной им не понравился свой президент, они всего один раз мирно собрались, и президент просто ушел. А что еще делать, если у каждого в сарае спрятан автомат? Кстати, свою войну за независимость под демократическими лозунгами выиграли в свое время и американцы, поэтому их демократия представляет собой нечто более работоспособное, чем в России.
Второй важный аспект – необходимость развития в демократии качественного начала. Массового человека, оставленного наедине с телеящиком, легко превратить в электорат. Зато если индивид реализует свой выбор через гильдию, профсоюз, общину, партию, клуб, то значимость избирательной процедуры возрастает при условии, что данные структуры будут серьезные — сформированные годами кропотливой работой, а не наспех собранные под очередные выборы. Профсоюзный активист, представляющий интересы трудящихся завода “Арсенал” на собрании представителей приборостроения на собрании по утверждению пятилетнего плана отрасли – это на порядок круче ничтожных слоганов нынешних предвыборных кампаний.
