Продолжаем публикацию бесед с участниками и свидетелями трагических событий осени 1993 года, когда в ходе противостояния Верховного Совета России и презента Б.Н. Ельцина, погибли несколько сотен человек – защитников правды и Конституции. Слово членам партии РОТ ФРОНТ, не предавшим свои идеалы в тяжёлый для страны исторический период, Адрияну Фёдоровичу Михайлову и Наталье Олеговне Глаголевой.
Комстол: Как Вы считаете, каковы были предпосылки народных выступлений 1993 года? Что вывело людей на улицы?
А.Ф. Михайлов: Весь 1993 год было постоянное нарастание напряженности. Основной причиной стало то, что Ельцин прибрал к своим рукам диктаторские полномочия. Это возмутило всех честных граждан. Честно говоря, с тех пор 20 лет прошло, мне уже 84, я многое забыл, но главным, очевидно, было то, что люди поняли, что их обманывают. Вернее сказать, это увидели многие, но далеко не большинство населения страны.
Комстол: Какой был настрой у сторонников Верховного Совета?
А.Ф. Михайлов: В столкновениях участвовали тысячи, десятки тысяч человек. Для Москвы, в общем-то, это немного. Множество людей нам сочувствовало, но на улицы не выходило. На шествии никто не понимал, куда мы идем, зачем идем, но шли. Так было надо. И такой был настрой у многих. По крайней мере, я сужу о тех людях, среди которых я находился. Тогда мы думали, что побеждаем.
Н.О. Глаголева: На мой взгляд, настрой был достаточно боевой — стоять до конца, и конец должен быть победный. Что сейчас бросается в глаза, насколько люди были заражены желанием победить. 3 октября, когда произошёл прорыв блокады Белого Дома демонстрантами, было абсолютно искреннее и всепоглощающее счастье на лицах у людей. Мы уже поверили в победу
Комстол: В какой политической партии Вы состояли в 1993 году?
А.Ф. Михайлов: Я состоял в РКРП. Состав партии был неоднородный. Могу выделить три слоя. Первый – это мелкая интеллигенция. У Ленина мы можем встретить этот термин, который подлинно раскрывает её суть. Интеллигенция эта мелкая и, в основном, техническая, но отнюдь не творческая. Далее, рабочие, хотя их было весьма немного. Остальные — пенсионеры.
Н.О. Глаголева: Насчет численности могу сказать, что тогда речь шла о тысячах. Когда партия была организована в конце 1991 года, в ней состояло 60 тысяч, а затем был сделан просто «гениальный ход» – создание КПРФ, в которую уже от нас ушло много людей. Ход был действительно очень умный. Он был направлен на то, чтобы создать послушную, карманную оппозицию, которая бы вела недовольных по ложному пути.
Комстол: Какие слои населения поддерживали Верховный Совет, а какие – президента?
Н.О. Глаголева. Это неоднозначный вопрос… Вышли люди совершенно разных идейных позиций, те, кто поняли, что нарушена Конституция, что совершается какая-то несправедливость. У нас был один товарищ из другого региона. Он рассказывал: «Я включил радио, услышал об Указе, понял, что случилась какая-то несправедливость, собрался и поехал». У него в Москве не было ни родственников, ни знакомых. В чём был одет, в том и приехал. Таких было много. Они пришли, потому что увидели нарушение со стороны ельцинского правительства. Сырые, неподготовленные – всякие разные были. Не было такого, что какой-то слой народа там, а какой-то здесь. Среди защитников были самые разные люди: и учёные, и инженеры, и некоторые представители силовых структур.
Здание, где я работала, находилось буквально напротив Дома Советов. Были и из таких же инженеров, как я, люди, которые поддерживали президента. Один из таких «товарищей» по воззванию Лужкова, когда тот призывал людей у Моссовета выступать за президента, откликнулся на призыв. Взял ночью какой-то тесак и пошёл. В результате его арестовали, избили эти же омоновцы, посадили в кутузку, где он провёл три дня. Вышел уже с подорванным отношением к этой проельцинской камарилье. Вот он искренне пошёл за них.
Комстол: Как развивались основные события в сентябре-октябре 1993 года?
Н.О. Глаголева: Генерал Макашов А.М., который формально был назначен руководителем штаба Фонда Народного Спасения по защите Дома Советов, предпочитал заниматься другими вопросами, и фактическим руководителем этого организационного штаба являлся Анатолий Викторович Крючков. Он вёл все митинги, которые проходили на балюстраде Дома Советов и вообще проявил себя как отличный организатор.
Первые пару дней я выходила домой на несколько часов. С четверга 21 сентября я обосновалась у Белого Дома. Не выходила вообще. Спали поначалу на голом полу в подъездах, потом Крючков обратился к людям, чтобы те принесли одеяла-матрасы и т.п. Каждую ночь, ближе к утру возникал шорох, боялись что вот сейчас начнётся штурм. Машины за пределами кольца мигали фарами, психологически действуя на людей, что, мол, вот-вот поедут. Мы все выходили к оцеплению и пели. Разные песни: и революционные, и народные, и военные. Но ключевой была «Врагу не сдается наш гордый «Варяг».
Когда начался штурм, светило солнце, погода была замечательная. Казалось, все будет прекрасно. И тут пошли эти танки. Мы не хотели уходить, но постепенно нас втянули в подъезд.
А потом организовали концерт. Часть депутатов выходили выступать кто со стихами, кто с песнями. На меня произвела неизгладимое впечатление Нина Кочубей. Вдруг со сцены под звуки разрывающихся снарядов послышался абсолютно чистый, хрустальный голос в темноте. Это лилась песня «Гори, гори, моя звезда». Причем мы воспринимали эту «звезду» в переносном смысле. Это был такой разительный контраст утверждения добра над злом, созидания над разрушением.
На Горбатом мосту всё время жгли костры и дежурили возле них группками. Сидели там постоянно по 5 человек. И когда начался штурм здания, они продолжили сидеть на своих местах, демонстрируя, свой вполне мирный настрой. Когда пошли танки, они подмяли под себя баррикаду, которая была на Горбатом мосту. Из окна я видела, как по ним пальнул танк и все пятеро легли. Помочь им было никак не возможно.
Комстол: Был ли у Вас и Ваших товарищей контакт с силовиками?
Н.О. Глаголева: Разговоры с вражеской стороной велись. Когда они отвечали, выяснялось, что они также недовольны жизнью, что многие приехали из глубинки, где развал и разруха. Общеизвестно, что тех, кто стоял в оцеплении, меняли через каждые 2-3 дня, т.к. солдаты склонны были перейти на нашу сторону.
Что касается бойцов Таманской дивизии, обстреливавшей Белый дом, многие отказались идти на штурм. Перед этим Ельцин их подкармливал всяческими денежными вливаниями и обещаниями. С большим трудом нашлось 11-12 танков, которые пошли на штурм. Нельзя сказать, что вся Таманская дивизия была за Ельцина. Хотя штучно и удалось выцепить.
Отношения с ними некогда было особо складывать, но впоследствии народ их презирал. Я знаю, что почти все они кончили жизнь плохо, их расформировывали, куда-то посылали. Свои же товарищи соответственно к ним относились. Кто-то даже жизнь самоубийством закончил.
А ещё были снайперы. Когда мы после прорыва пошли на мэрию, то поднимаясь по пандусу, вдруг услышали выстрелы со стороны американского посольства. Мы все по команде легли, кого-то задело. А когда мы 4-го были в здании Советов на 3-м этаже, то выйти в зону, которая видна через окна, было невозможно. Только нос высунешь в окно, со стороны Дружинниковской улицы — моментально начинали раздаваться выстрелы.
Комстол: Как Вы участвовали в штурме Останкино?
А.Ф. Михайлов: Когда после прорыва мы добрались до площади Восстания, стало ясно, что идти некуда, кроме как в Останкино. На нашем пути стояло несколько грузовиков с ключами зажигания. То есть, их нам подсунули, и нас, по сути дела, ждала засада. Я был не в первых рядах штурмующих Останкино. Командовал Анпилов, который умел хорошо выступать, но организатором был никудышным. Я сказал своей спутнице Нагапетян, состоявшей на то время в РКРП, что то, как организовано дело, это образец того, как не надо проводить демонстрации. Я не знал, куда мы идем и не знал, что там будет. Как и многие присутствующие. А когда мы подошли туда, началась стрельба. Поблизости от меня ранили человека. Я схватил его. Увидев машину с красным крестом, подумал, очевидно, что мне туда. Но действительно ли это «скорая помощь», а не машина ФСК, тогдашней ФБР, которая замаскирована под «скорую»? А как это выяснишь? Но тогда я его, возможно, спас.
Комстол: Считаете ли вы, что было ошибкой направлять людей на штурм Останкино?
А.Ф. Михайлов: Несомненно, это была ошибка. Прежде всего, должен был быть какой-то план действий. А тут десятки тысяч людей шли неизвестно куда, неизвестно, для чего. Мы могли свернуть и пойти обратно к Белому Дому. Все сложилось бы иначе.
Н.О. Глаголева: Крючков тогда был категорически против штурма Останкино. Он убедил Ачалова реализовать другой план. Как человек военный, он понимал, что это потеря времени и растаскивание сил по разным частям Москвы. Анатолий Викторович предложил пойти в штаб Минобороны, который находился на Арбате, и занять его. И оттуда уже Ачалову дать соответствующие команды. Плюс «Эхо Москвы» можно было занять. Плюс Шаболовка, которая была явно больше по зубам. Более того, он по договоренности с Ачаловым собрал группу и отправил на разведку в штаб Минобороны. Выяснилось, что охрана там была очень слабая, и там же прорисовались люди, которые говорили: «Давай приказ Ачалова, мы перейдем на вашу сторону». Но Ачалов не выполнил своего обещания привезти людей. Он был в какой-то прострации, время было упущено.
Комстол: Какую роль в противостоянии Ельцина и ВС сыграла КПРФ?
Н.О. Глаголева: Многие члены КПРФ были и внутри, в кольце, и снаружи во время схваток с омоновцами. Зюганов в первые дни на трибуне мелькал. Его выступление 2 октября по телевидению фактически было предательством. Когда он вместо того, чтоб позвать людей в бой, остановил их. Многие его послушали.
Зюганов в выступлении на ТВ 2 октября 1993 года заявил следующее: «Я обращаюсь ко всем гражданам нашей страны, которые ответственны перед своими детьми, своими коллективами, своими партиями, движениями и течениями. Мы должны создать благоприятные условия для того процесса, который начался вчера по инициативе 63-х руководителей республик, краев, областей. И как бы он трудно ни шел, мы все с вами заинтересованы, что бы не произошло в ближайшие дни никаких стычек, никаких конфликтов»
Позже пиарщиками КПРФ в инет был выложен ролик с обрезанным выступлением Зюганова говорящий о том что, дескать, никакого Зюганов не призывал отсиживаться дома. Но к несчастью у этого выступления было продолжение, которое врезалось в память многих телезрителей и звучало оно следующим образом:
«…я призываю вас сохранять спокойствие сдержанность, не поддаваться на провокации, не выходить на улицу, в митингах и забастовках не участвовать…»
Что касается московской организации КПРФ, то она хорошо себя повела, когда мы приняли предложение о бойкоте выборов на крови и принятия ельцинской конституции. Все они вместе с нами активно выпускали листовки и газеты, штаб был у нас специальный, который призывал людей из Москвы и других регионов принять участие в борьбе.
Комстол: Как Вы можете охарактеризовать личности Руцкого и Хасбулатова?
А.Ф. Михайлов: Хасбулатов, как председатель ВС, до октябрьских событий усиленно помогал Ельцину. Он просто «руки выкручивал» депутатам, добиваясь, чтоб они голосовали в поддержку Ельцина. И тут он вдруг развернулся на 180 градусов. И вот его характеристика.
Что касается Руцкого, он был в Белом Доме в это время, но доверия к нему нет никакого. Я бы даже сказал, есть анти-доверие. Заботились они больше о своей шкуре и ни до, ни после серьезного сопротивления Президенту не оказали.
Н.О. Глаголева: Что касается Хасбулатова и Руцкого, фактически они были из того отряда, который в своё время и привёл Ельцина. По сути, они были соучастниками контрреволюции. Они не боролись за советскую власть. Для них это была борьба разных кланов в одном пробуржуазном сообществе. Но в данном случае, что их всех объединяет, это совершенная недостаточная решительность для данного исторического периода. Если идешь на восстание, надо брать быка за рога. Почему вы не даете распоряжения? У нас были конкретные случаи, когда к Крючкову из регионов приезжали некоторые руководители силовых подразделений и говорили: «Дайте нам распоряжение, приказ Ачалова. Мы поведём свои подразделения на Москву. Мы не может вот так, совсем без приказа». Тоже робкие. Остапенко не дожидался, пока ему приказ отдадут. Он взял и повёл свое подразделение. Он погиб в ночь с 3 на 4 октября 1993 года, сражаясь за народную власть. А другие ждали. Всё-таки они, чувствуя свою ответственность, должны были отдать приказы, но не сделали этого.
Комстол: Знаете ли вы, как обстояла ситуация в других городах России?
А.Ф. Михайлов: Таких протестов, как в Москве не было. Я не думаю, чтобы многое забыл, но, по-видимому, все ограничилось столицей. Были армейские части, где командование ждало приказа. Если бы он поступил, части бы пришли.
Комстол: Что, на Ваш взгляд, сыграло ключевую роль в победе Ельцина?
А.Ф. Михайлов: То, что мы не вывели за собой большую часть народа. Имея в своих резервах сотни тысяч человек, мы все-таки были в меньшинстве. Да и Ельцин еще не потерял народного доверия. Тогда сотни тысяч человек, собиравшихся на Манежной площади, кричали «Ельцин! Ельцин!». В большой мере это было влияние телевидения конечно. В конце 70-х я почувствовал, что мы вползаем в кризис, когда начало меняться мировосприятие многих людей. С этого все и началось. Дальше кризис только углублялся. Все это не случайно было.
Комстол: Какие уроки мы можем извлечь из этого поражения?
А.Ф. Михайлов: Как говорил Ленин: «Политика начинается там, где миллионы». Мы должны смотреть, как сегодня эти миллионы настроены, и как, соответственно, мы должны вести свою агитационную работу, чтобы не случилось все таким же образом.
Комстол: С каким чувством вы вспоминаете эти события?
А.Ф. Михайлов: Зря. У нас тогда был секретарь ЦК Сергеев, который в первых президентских выборах участвовал как кандидат в вице-президенты. Умнейший был человек. Он тогда яро выступал против участия в этой заварушке. Высказываю свое мнение, не совпадающее с мнением большинства моих однопартийцев, я считаю, что лезть в это дело не стоило. Во-первых, мы поддержали Руцкого и Хасбулатова. Изначально было ясно, что дело безнадежное. У меня есть основания так говорить. Во время демонстрации, после того как прорвали кордоны, мы прошли несколько километров от Октябрьской площади до Останкино и там узнали, что у телецентра уже погибли лучшие люди, которые были нам дороги и потом бы очень в партии пригодились. У Крючкова, лидера РПК, был план, в котором он рассчитывал на помощь каких-то там армейских частей и т.д., но это, по сути дела, был план государственного переворота, на который мы все шли. А перевороты по большей части не удаются, потому что, как писал Лев Толстой: «Первая колонна марширует, вторая колонна марширует», в общем, все цепляется одно за другое. Так не получается в жизни. Где-то кто-то струсил, как произошло 14 декабря 1825 года у декабристов, да и у нас происходило повсеместно, или где-то не успел.
Н.О. Глаголева: Я вспоминаю те события с чувством, конечно, горьким. Погибли люди, возможность оказалась упущенной. С другой стороны, на всяком отрицательном опыте надо учиться. В 1905 году тоже было поражение. Тем не менее, это был год, от которого началась более действенная подготовка к 1917 году. Ошибки 93-го года показали, что нужна массовая поддержка народа.Она тогда объективно не была достаточно мощной. Депутаты не обратились к народу так, как могли бы. Они были далеки от народа, от рабочего класса. Вдобавок «лидеры» Верховного Совета — Хасбулатов и Руцкой — были сами лютыми контрреволюционерами. Мы должны учесть уроки 1993 года.
В конце, когда я шла по улицам Москвы, у меня появилось ощущение, что родной город вдруг резко стал чужим. Освещение такое желтоватое, очень враждебное. И за каждым углом может быть враг, который тебя схватит. Это ощущение, что ты выходишь в чужой город, остается и до сих пор…
Автор — Елена Нестерова
Источник — Коммунисты Столицы
