Одним из самых интересных явлений, связанных с СССР, является, конечно, педагогика. Само становление Советского Союза было, вместе с тем, и огромной педагогической победой, позволившей воспитать человека, достойного развитой индустриальной страны. Тем более, что изначально подобное могло показаться чудом – разоренное Гражданской войной государство не только выжило, не только не рухнуло под гнетом распавшихся социальных связей, не свалилось в хаос всеобщего бандитизма, но смогло превратить миллионы беспризорников в полноценных советских граждан. Подобный опыт является, поистине, бесценным и очень нужен нам сейчас, когда мы видим, в каком кризисе находится наша образовательная система.
Среди этого феномена советской педагогики наиболее ярко выделяется фигура Антона Семеновича Макаренко. Ценность его опыта состоит в том, что в, мягко сказать, не совсем благоприятных условиях:послевоенной разрухи, массовой беспризорности и перманентной нехватки средств, он сумел построить эффективную систему воспитания Сейчас кажется практически чудом то, как педагог смог превращать вчерашних малолетних бандитов, которым, казалось, уготована гарантированно уголовная стезя, в рабочих, инженеров и офицеров для нового, советского общества.
Вместе с тем является очевидным то что, несмотря на провозглашение Макаренко «классиком советской педагогики» и всевозможное превозношение его опыта советской педагогической системой, до сих пор эффективное воспроизводство его педагогической системы было невозможно. Самое интересное состоит в том, что педагог понимал ценность своего опыта и тщательно фиксировал его, написав ряд «художественно-документальных» произведений, в которых показал становление и развитие своей колонии: «Педагогическая поэма», «Марш тридцатого года», «Флаги на башнях». Кроме того, помимо «художественно-документальных» произведений он писал и прямо «педагогические» книги, в частности «Книгу для родителей».
И, тем не менее, несмотря на все, применить систему Макаренко в советской педагогике не смогли. Конечно, во многом это связано с «особым отношением», которым характеризовались взаимодействия педагога с существовавшим тогда педагогическим сообществом. В своих произведениях Антон Семенович постоянно упоминает о претензиях к несу со стороны всевозможных работников «народобраза». Особой вины, впрочем, у последних нет — слишком сильно отличалась колония Макаренко от представлений о том, как должно выглядеть педагогическое учреждение. Но именно в этом отличии и лежат корни успеха данной педагогической системы, и одновременно в этом же и состоят основные проблемы, не давшие распространить данную систему в максимально возможном объеме.
И именно поэтому имеет смысл рассмотреть то, что построил Макаренко подробнее, потому что это, возможно, позволит найти путь для применения его системы на пути разрешения нынешнего педагогического кризиса.
Но основная проблема для понимания принципов макарнковской педагогики состоит в том,, что полное раскрытие этих принципов невозможно вне отрыва коммуны от общего развития страны в период ее становления. Коммуна была создана в суровом 1920 году, в момент, когда молодая Республика уже прошла точку бифуркации и существование ее в ближайшем будущем вроде бы было гарантированно, но средств еще не было. Никаких. Вообще никаких, даже банальные дрова для отопления приходилось добывать с боем. В таких условиях молодой педагог решается стать руководителем колонии для беспризорников.
Чтобы понимать, что это такое, следует вспомнить, что беспризорники после Гражданской войны не только были крайне многочисленными, но и вели себя достаточно специфически. Дети вообще быстро взрослеют в период войн и катастроф. Никого не удивляет, скажем, Аркадий Гайдар, командующий отрядом в 16 лет. Так что беспризорники были людьми с уже сформировавшейся блатной культурой, практически не отличающиеся от «взрослых» преступников. Готовые применить нож, а то и «наган» в случае, если это покажется им нужным. И вот молодой педагог, никак не связанный ранее с подобным «контингентом» все же решается на то, чтобы стать главой колонии. Это очень сильно характеризует Антона Семеновича, как человека, и одновременно, является одним из ключей к его системе.С самого начала Макаренко подходил к воспитанникам с гуманистической точке зрения, отказываясь от самой концепции «отбросов общества», которая являлась тогда и является основной для общества по сей день.
Надо понимать, что и тогда это была весьма смелая позиция. Издавна господствовала идея о «врожденности преступных наклонностей», которая сейчас на самом деле представляет собой давнюю концепции, уходящие корнями в тысячелетнюю давность. И вплоть до новомодных в 1920 годы, рядящихся в одежды гуманизма, идей педологии именно она была господствующей в педагогике. Но эта концепция не позволила бы создать нормально работающую систему воспитания этих «выброшенных из нормальной жизни» детей. Макаренко взял на себя смелость отказаться от идеи изначального разделения, пытаясь оставаться на диалектической, марксисткой платформе. Но альтернатива системе отбора, с детства разделяющей общество на «агнцев и козлищ»,на то время отсутствовала, как четко выраженная структура. Педагог, решившийся на подобное, оставался один в «чистом поле чистого опыта», лишенный подробно разработанной методологической системы, и вооруженный лишь несколькими базовыми принципами. Вопрос: получится у него или нет – оставался открытым.
Но как бы то не было, Антон Семенович оказался руководителем колонии, имея в своем распоряжении несколько полуразрушенных строений, абсолютно случайных людей (с педагогами в России всегда была напряженка, и Макаренко много сил потратил именно на то, чтобы сформировать приемлемый педагогический коллектив) и абсолютную нехватку средств. Именно в таком качестве он должен был перековывать беспризорников – в числе которых было немало малолетних бандитов – в новых, советских людей. И на удивление всем, у него все получилось…
Что же было основой этой педагогической удачи, кроме того, что Макаренко вообще взялся за этот эксперимент? Как не странно, но довольно точно задокументированный в «Педагогической поэме» и других книгах процесс становления колонии оказался загадкой для большинства советских учителей. На самом деле, вся тонкость вопроса состоит в том, что невозможно рассматривать историю одной колонии в отрыве от истории страны. Становление педагогической системы Макаренко шло в ситуации полного разрушения всевозможных норм, вызванного страшной Гражданской Войной. Но уже наступивший процесс выхода из хаоса породил мощнейшие антиэнтропийные потоки, который и привели в будущем к фантастическому взлету Советского государства.
А пока, еще не заметные, но уже тектонические, базовые по своей сути, они форматировали общество, и педагогика не оставалась в стороне. Отсутствие бюрократических норм в данном случае было благом, а отсутствие выделяемых средств служило основанием для небывалой свободы, когда педагог не обязан был выполнять все распоряжения вышестоящих инстанций, будучи связанным строгой отчетностью.
Основой системы, созданной Макаренко, был труд. Но это было не особой, локальной особенностью одной колонии, это был определяющем трендом для всей страны. Именно возрастающая послевоенная антиэнтропийность привела к фактически, культу труда для молодого государства. Те же субботники, столь отвратительные в конце советского существования, в начале несли колоссальный заряд энергии, будучи олицетворением движения вперед, к радости созидания.
Именно поэтому для педагога не было даже тени сомнения в том, на основании чего строить систему воспитания. Колония изначально мыслилась, как воспитательно-трудовая, и вся деятельность Макаренко была направлена именно в этом направлении. Проблема состояла в том, что новая советская педагогика была основана на педагогике «старой», сформированной в рамках сословного, разделенного общества, когда воспитательная и трудовая деятельность была строго разнесены друг от друга. Это уже изначально приводило к конфликту между трудовой системой Макаренко и педагогическим сообществом, как таковым. Но именно труд стал основанием необычайной сплоченности колонистов и формированием уникальной коллективной системы воспитания.
Дело в том, что труд, как идея преобразования мира, является наиболее фундаментальной основой разума. Именно через идею направленного преобразования шло становления самой системы мышления, и именно поэтому мыслительный процесс, как таковой изначально привязан к трудовой деятельности. Однако после наступления эпохи классового общества и распространения системы отчуждения труда последний приобрел явный вид подневольного, тяжелого для человека действия. Изначальная радость труда оказалась забыта, и работа, как таковая стала уделом «низких сословий». Поэтому, когда наступила эпоха формирования образовательной системы, как таковой, она стала мыслиться как отдельный элемент, сторонний общей экономической системы, пропитанной страданием и несправедливостью. Это позволило создать хоть небольшой островок «чистого мира», но одновременно отнимало огромный потенциал созидательного труда.
Макаренко этого, может, и не знал, но тем не менее развивал свою систему именно в направлении создания полностью неотчужденной трудовой деятельности. Воспитанник не должен был работать «ради галочки», он должен был видеть весь процесс того, что совершает, более того, он должен был чувствовать, что изменяя мир своим трудом, он делает его более приемлемым для себя. Начав с самой, казалось примитивной и «грязной» формы, с труда сельскохозяйственного, который большинством малолетних уголовников (и вообще, всей уголовной культурой) считается низким, недостойным «свободного человека» (в этом смысле уголовная культура есть просто калька с морали классового общества), педагог сумел показать колонистам, как прекрасна идея преобразования мира. И случилось чудо – оказалось, что эти малолетние воры, попрошайки и проститутки прекрасно чувствуют себя в роли рабочих и крестьян.
Но производительный труд, как таковой, невозможен в одиночку.Открытие общественного характера труда является одним из основных открытий марксизма. Поэтому производительный труд неизбежно формирует коллектив. Именно так – коллектив для труда, а не наоборот. В традиционной педагогике коллектив воспитанников тоже формируется, но создаваясь в условиях крайне отчужденной деятельности, он имеет совершенно иные черты. Как правило, школьный коллектив просто пропитан энтропией, неся огромный разрушительный потенциал, с главенством крайне агрессивных и деструктивных элементов. Стремление педагогики ввести этот коллектив нужное русло приводит к росту репрессивной составляющей, еще более увеличивающей энтропийность коллектива, с развалом его на неформальные группы и формированием «теневой системы лидеров» в пику официально насаждаемой структуре. А все почему? –
