В продолжение предыдущей статьи «Прекрасное далеко«.
Сразу отмечу, что я «алисоманом» не являюсь, в Наташу Гусеву не влюблен (и никогда влюблен не был) и вообще, к произведениям Кира Булычева отношусь весьма спокойно, хотя и считаю их одними из лучших образцов «детской фантастики». Но, несмотря на это, еще раз хочу вернуться к теме «Гостьи из будущего». Просто потому, что фильм вообще, и образ Алисы Селезневой в частности, поднимает ряд вопросов, намного более серьезных, нежели можно было бы ожидать от подобного произведения. Именно поэтому я решил еще раз вернуться к этой теме. Дело вот в чем: при всех особенностях вышеупомянутого образа у него присутствует одна черта, которая является базовой для понимания не только «Гостьи», как таковой, но и всей советской фантастики. И не только фантастики.
Речь идет о том, что пресловутые сверхспособности Алисы не должны для нас заслонять главное ее отличие от своих сверстников «образца 1984 года». Многие отмечают то, что «девочка из будущего» ведет себя «неестественно взросло» по сравнению с «обычным советским ребенком». Она сумела не только достаточно быстро сориентироваться в обстановке «столетней давности» (можно представить, что случилось бы с нашим современником, попади он на сто лет назад), установить успешную коммуникацию с «местными» подростками, но и смогла выстроить стратегию, направленную на поиск пресловутого миелофона. В общем, повела себя не как ребенок (в традиционном представлении), а как человек, имеющий определенный жизненный опыт. Подобные действия сильно противоречат, в общем-то, «типовому» поведению подростка, полного нерешительности, внутренних фобий и непонимания, как нужно действовать в тех или иных ситуациях (кроме самых стандартных). Впрочем, разбирать сейчас этот аспект нет смысла, можно лишь сказать, что психологически это означает крайнюю невротизированность подростка, то, что его психика поражена неврозом (неврозами) – особым видом психических расстройств. Вдаваться в тонкости психологии мы не будет, отметим только, что неврозу подвержены не только подростки, но и большинство взрослых. Масса психологов, включая Фрейда, даже считали, что невроз – неизбежная часть человеческой психики, связанная с детскими психотравмами и иными проблемами.
Верность или неверность данного предположения (о неизбежности невроза), не говоря уж о верности фрейдистской теории — отдельный вопрос. Нам же важно то, что «наша» Алиса Селезнева может рассматриваться, как личность, свободная от этого расстройства. Именно поэтому поведение Алисы абсолютно рационально, совершенно не напоминая поведение двенадцатилетнего подростка. Собственно, вот в этом и состоит особый «эффект Алисы» — потому, что, за исключением особенностей психики, ничто не мешает детям действовать подобным образом. Даже пресловутые «сверхспособности» не столь важны. Ведь, что касается знаний языков (или непоказанной в фильме способности к математике), то они вообще не являются особыми «сверх-»: в СССР того времени существовали и математические и языковые «спецшколы», ученики которых демонстрировали высокие способности к обучению, но особого почитания со стороны других подростком это не давало. То же самое можно сказать и про спорт. Конечно, превышение рекорда мировых чемпионов — это круто. Но, по отношению к «обычным» школьникам «крутыми» были и результаты «обычных» кандидатов в мастера спорта (которых среди подростков было немало). Но это, опять же, не делало их объектом всеобщего поклонения.
Алиса же, с ее «взрослой» уверенностью и способностью принимать решения, оказывается крайне привлекательной для «обычного» подростка, раздираемого неуверенностью и сомнениями, не умеющего устанавливать коммуникацию с окружающими, и в результате чего, еще сильнее страдающего от абсолютно безобидных вещей. Собственно, сама идея, что 99% подростковых проблем решаются, по сути, автоматически, уже сама по себе делает образ Алисы «идеальным» для данной аудитории. Именно это переводит Алису в разряд «сверхличностей», а вовсе не способность прыгать с четвертого этажа и говорить на семи языках (хотя и прыгать тоже неплохо).
* * *
Вот тут и надо сказать самое важное: данный образ – т.е., образ полностью «деневротизированной» личности выступает одним из базовых образов в советской фантастике. Возможно, это и представляет собой главное ее отличие от фантастики «несоветской», западной. В последней, напротив, крайне популярна идея показа очень сильно невротизированного героя – подавляющее число американских «суперменов» являются именно таковыми. Причем, в огромном числе случаев, это оговаривается явно – у героя обязательно должна быть какая-то травма, переживаемая на протяжении всего произведения. Впрочем, «супергерои» — это только самая яркая иллюстрация данного момента, как правило, подавляющее число авторов старательно выписывают разного рода психологически больных людей: от «обычных» невротиков, до явных психопатов. Смысл этого действа, как правило, объясняется стремлением «создания реальной, а не картонной личности», и он имеет вполне объяснимый смысл: автор должен, прежде всего, стремиться к максимальной продаваемости своего произведения. А это, в свою очередь, зависит от способности автора к коммуникации с потребителем – и в первую очередь, от того, насколько описанные личности героев «совпадают» с личностями потребителя (т.е. от наличия общего коммуникационного поля).
Понятное дело, что показав кого-то, сильно отличающегося от современного горожанина, автор лишается возможности широкого распространения своих произведений, и значит – продаж. Именно поэтому невротики давно стали нормой не только «реалистических» произведений (где им самое место, потому, что окружающие именно такие), но и фантастики, где издерганый, невыдержанный и слабый современный житель мегаполиса оказывается то за штурвалом межзвездного корабля, то на неизведанной планете. Т.е., западная фантастика открыто постулирует неизменность «человеческих типов» во времени и невозможность «улучшения» человеческой натуры (трансгуманисты со своим желанием влезть в человеческое тело, но при этом по вышеуказанным причинам, оставляющих своим героям ту же психологию современного горожанина тут выглядят особенно шизофренично).
Иная ситуация сложилась в фантастике советской. На самом деле, тут действовали почти те же законы, что приводило к «заполнению» большинства произведений такими «современными людьми», перенесенными в фантастический антураж. Но была и иная тенденция, которую принято связывать с великим советским фантастом Иванов Антоновичем Ефремовым. Именно Ефремов выступил пионером нового метода, который можно назвать «проектированием личности». Вместо того, чтобы «тупо» переносить современников в будущее, писатель попытался представить, как, собственно, будет выглядеть человек будущего. И, в отличие от тех же трансгуманистов (существовавших еще до того, как это слово было придумано, например, великий Станислав Лем – трансгуманист), он не ограничился только своими предпочтениями, а попытался понять те процессы, которые и формируют человеческий облик (и психический, и физический).
* * *
В своем знаменитом романе «Туманность Андромеды» Ефремов вывел, казалось, совершенно не похожий на современников образ людей. Многим казалось, что тут имеет место чистая стилизация, авторский произвол в том плане, что Ефремов населил свое будущее некими «идеальными существами». Но подобная интерпретация вытекает только из одного – из непонимания того, чем же руководствовался автор. В той же «Туманности» он совершенно явно дает ответ на причину превращения человека настоящего в человека будущего:
«Много поколений здоровой, чистой и сытой жизни предков отточили до высокого художественного совершенства гибкие и сильные линии тела женщины – самого прекрасного создания могучей жизни Земли».
Т.е., речь идет не о каком-то особом изменении «человеческой сущности», и тем более, не о евгенике с трансгуманизмом, а о самом что ни на есть марксистском воздействии среды на индивидуума. Причем, для Ефремова, как ученого, это воздействие не было чисто теоретической (и, уж тем более, идеологической) конструкцией. Иван Антонович был, прежде всего, ученым-практиком. И поэтому, когда он писал эти строки, то основывался на результате реального эксперимента по изменению сущности человека. Да, 1920 – 1950 годы (время, когда формировалось мировоззрение Ивана Антоновича) были временем, отнюдь не однозначным, и многое из происходящего тогда было для него неприемлемо. Сталинистом он никогда не был, и (как показывают материалы) к Сталину относился весьма скептически. Однако, писатель видел и другие процессы, гораздо более значительные, нежели пресловутый «культ личности» — а именно, переход огромной массы людей из доиндустриального общества в индустриальное. Причем не просто в индустриальное, но в индустриальное развитое. В стране не просто строились заводы, а осваивались самые передовые технологии, вроде авиастроения, химической промышленности или электротехники. Огромное количество вчерашних крестьян не просто получали образование, но должны были быть способными к освоению самых современных в истории человечества знаний.
Значение этого рывка трудно переоценить – в том числе, и в плане возможности быстрого изменения структуры человеческой личности. Все прежние теории, основанные на идее необходимости элиты, на представления о наследственной передачи важнейших личностных качеств, летели прахом. Дети угрюмых крестьян из глухих деревень, рожденные в, лучшем случае, на печи (в худшем, же – в поле), та самая «чудь белоглазая» (по мнению известного писателя) – оказались способными освоить металлорежущие станки и самолеты, дифференциальные вычисления и химический синтез. Сопливые и заросшие коростой крестьянские детишки, отмытые (путем нещадного внедрения гигиены), вылеченные и образованные Советской властью, становились к кульманам и штурвалам и делали то, что традиционно считалось уделом аристократов. И, как вершина этого процесса, эти самые потомки «чуди белоглазой» с треском «вынесли» «благородных арийских цивилизаторов», желающих показать всему миру торжество расовой теории. Но вместо торжества арийской расы мир получил красный флаг на развалинах Рейхстага.
Подобное изменение, превратившее страну из захолустья мира в передовую державу, а вчерашних жителей «Голодаевок» и «Гнилых Оврагов» в рабочих, врачей, летчиков, офицеров и инженеров, не могло ни быть замечено Ефремовым, который всю свою жизнь был в гуще этого процесса. Именно в бесконечных своих экспедициях будущий автор «Туманности Андромеды» получил свой бесценный материал по эволюционному развитию человека. Он видел, как помещенные в благоприятную среду, «раскрываются» люди, как проявляют они и самые высокие качества души, и, что не менее важно, самые высокие физические качества. Да и сами экспедиции ученого, проходившие «на грани» человеческих возможностей, могли бы показаться прежнему обывателю не более, чем литературной выдумкой. Но нет, они были реальностью, так же, как реальностью были и предвоенные стройки, и еще более немыслимое быстрое восстановление страны после войны.
Этот подвиг «поколения 1920-х» и привел его к идее о возможности построения общества людей, совершенных и духовно, и физически. Причем, общества, основанного не на господствующих до того принципах евгенического отбора, а на основании совершенно иных представлений, состоящих в том, что каждый человек может стать «героем» в античном представлении, совершенным физически и духовно. Разве не были равны древним полубогам люди, прошедшие войну, разбившие гораздо более сильного противника и уже через 12 лет после окончания войны запустившие первый спутник? (Сейчас об этом даже страшно подумать. В октябре 1941 года самая сильная армия Европы вбивает в землю русских «Иванов», перемешивает с землей их города, засыпая миллионами снарядов и бомб, а осенью 1957 года эти русские «Иваны» запускают ракету, преодолевшую притяжение планеты. 16 лет – как от 1999 года до 2015). Поэтому Иван Антонович имел веские основания полагать, что дальнейшее развитие модернизации страны приведет в дальнейшему изменению советского человека в плане его «улучшения». Отсюда он так «высоко» «поднимает планку» в своей «Туманности Андромеды»: пускай этот мир от нашего отделяют столетия развития, но «вектор» его остается тем же, что и в СССР. И следовательно, появление совершенного человека неизбежно…
* * *
В, общем-то, подобное представление можно рассматривать, всего-лишь, как особую идею советского фантаста. Ну, привиделось ему, что человек будущего будет совершенен физически и духовно, пусть он так и считает. Но о подобном можно было говорить до момента выхода романа. После того же, как «Туманность Андромеды» была выпущена в печать, случилось то, что менее всего можно было ожидать. Книга оказался откровенным бестселлером, ради того, чтобы купить журнал с «Туманность», выстраивались очереди, а книжный вариант пришлось несколько раз допечатывать. Выше я указывал на основную причину, согласно которой писатели создают своих героев похожими на современных им людей (со всеми их недостатками) – поскольку это дает возможность «достучаться» до сознания максимального количества читателей. Но Ефремов сделал это со своими «картонными», «пафосными» героями. Значит – именно эти «картонные» образы определенным образом соответствовали каким-то чертам современных ему людей. Последнее, впрочем, неудивительно – как указано выше, основанием для «мира» «Туманности Андромеды» послужили именно реально происходящие в СССР процессы.
Впрочем, Иван Антонович видел и проблемы, возникающие на этом пути. Опасность того, что «советский проект» остановится в своем развитии, а равно, предположения того, как можно этого избежать, писатель изложил в своем следующем произведении – «Лезвии бритвы». Именно там он указал «развилку» советского пути: или он перейдет на следующий «виток» диалектической спирали, сделав ставку на развитие человека; или попадет в ловушку построения потребительского общества во всей его «красе». Но данный вопрос уже выходит за рамки изначальной темы, и о ней надо говорить отдельно. Пока же отмечу то, что Ефремов, по сути, заложил идею о том, что человек будущего (причем, будущего «советского», продолжающего тренд развития страны) должен неизбежно иметь гораздо более совершенную психическую и физическую «форму». «Современный человек» — то есть, человек «образца 1950 — 1960 годов» не является и не может являться «вершиной развития», так же, как не мог являться вершиной человек «образца 1850» или еще каких-нибудь годов. И так же, как развитие производительных сил (т.е. пресловутый «технический прогресс») и развитие общественных отношений неизбежным являлось изменение самого человека в лучшую сторону.
Влияние Ефремова, вернее, созданных им образов людей будущего на советскую фантастику было велико. Иван Антонович заложил некий «стандарт» того, каким должен был стать человек, если общество перейдет, все же, к построению коммунизма. Образ цельной, физически сильной и здоровой, интеллектуально развитой и нравственно безупречной личности, а главное, личности, не ориентированной на успех (занятие места в иерархии), способной легко оставить руководящую должность ради науки или иного дела и имеющей иную цель жизни, нежели приобретение тех или иных благ, оказался настолько привлекательной, что на время потеснил невротиков в роли главного героя произведения.
Даже братья Стругацкие, несмотря на постоянное декларирование о «разности подходов» с Ефремовым, и настойчивое стремление перенести в будущее «лучших людей» современности, так же попали под «обаяние» цельных ефремовских героев, и практически согласились с тем, что в коммунистическом будущем невротики будут неуместны. Ранние их герои, такие, как Быков или, даже, Горбовский, являются «психически сбалансированными» и здоровыми. Более того, даже впоследствии, для того, чтобы «вывести» образ невротика или психопата, братья вынуждены были помещать подобных героев на «отсталые планеты». В этом случае удачной оказалась для них идея «прогрессорства»– она позволяла выводить психически несовершенных личностей, объясняя это воздействием этой планетной «недоразвитости». Последнее произведение «мира Полдня» Стругацких, «Жук в муравейнике», представляет собой крайне сложную «конструкцию» взаимодействий «прогрессоров» — только так братья смогли создать требующийся им «конфликт психопатов».
То же самое, что и про Стругацких, можно сказать про Кира Булычева (Игоря Можейко). Созданный им «мир Алисы» наследовал огромное число черт «мира Туманности» — представлений о коммунистическом обществе и «коммунистическом человеке». В этом плане, образ «гармоничной личности», как нормы для будущего, был просто неизбежен. И, несмотря на то, что Булычев – так же, как и Стругацкие – выступал за изображение «реальных людей» (т.е., невротиков, порожденных современным обществом), все равно, от влияния идеи духовно и физически совершенного человека освободиться ему было тяжело (забавно, но с негуманоидами это было много проще, в результате, в «мире Алисы» полно негуманоидных некоммунистических рас, полных самыми «несовершенными» типами). Да, Булычев, как «человек эпохи упадка», творчество которого пришлось на период кризиса советского общества, уже не выступал сторонником однозначного прогресса, даже уровня Стругацких, более того, он много писал, например, про опасность экологической катастрофы (видя ту опасность, куда ведет мир потребительское общество), опасность войны, в том числе и ядерной (причем, он не видел сил, способных это предотвратить). Но все равно, «искры света», найденные Ефремовым в «советском проекте», присутствовали и у него. И именно поэтому многие произведения «мира Алисы» смотрятся, как «настоящее будущее» человечества, несмотря на явную условность и «сказочность» сюжета.
* * *
Именно эти «искры будущего» присутствовали и в «Гостье из будущего», возможно и вне желания авторов. Впрочем, даже в 1984 году было «не все так
однозначно». Несмотря на свирепствующий кризис, бросивший общество в объятия консерватизма, кое-какие элементы «общества будущего» в нем еще сохранялись. Например, при всем несовершенстве этого общества кое-какие элементы его, показанные в фильме, уже нам кажутся фантастическими. Так, при всех проблемах с коммуникацией, показанный в обществе школьный класс достаточно дружен – по сравнению с состоянием недалекого будущего (конец 1980-х годов), где обычен стал распад «больших коллективов» на микрогруппы. Следует учесть, что кинематографисты, при всем прочем, сознательно показывали «обычных» школьников, которые и должны были выступать контрастом к «необычной» Алисе. Разумеется, это не означает, что коммуникационная проблема для школы 1984 года была неактуальна – нет, конечно. Например, практически полностью отсутствует связь между детьми и их родителями (об этом я так же писал в прошлой части). Но в плане определенного единства подростки еще находятся в выигрышном положении по сравнению с нынешнем временем (или с концом 1980 гг.).
Более того, при всей общей невротизированности подростка 1984 года, степень ее, несомненно, ниже, нежели в настоящее время. Конечно, по сравнению с Алисой она велика, но все же, подростки не только смогли сохранить устойчивую коммуникацию друг с другом, но и смогли организоваться ради решения общей цели – борьбы с космическими пиратами. Эта самоорганизация, причем ради достаточно абстрактной цели, не затрагивающей прямые их интересы (ведь пираты не собирались «захватывать Землю и убивать всех людей», по крайней мере, «тут» — забрали бы миелофон и улетели на свой Плюк, или как там у Булычева) является признаком достаточно развитой личности. В отличие от наших современников, стремящихся к тому, чтобы «урвать» друг у друга что-нибудь ценное, или от «взрослых» того же 1984 года, занимающихся примерно тем же (пусть и в «ослабленном» виде). Именно поэтому «Прекрасное далеко» и казалось столь манящим и желаемым – потому, что именно там, в этом гипотетическом «будущем» подростки начала 1980 годов видели возможность реализации всех своих высших устремлений.
Правда, этого оказалось явно недостаточно, а кроме, того, противоречие со «взрослым миром» привело к гибели этого слабого «ростка будущего» в виде стремления к справедливому и светлому обществу. Впрочем, об этом я так же писал в прошлой части и повторяться не буду. Единственное, что можно сказать – дети всегда очень чутко чувствуют «настоящее будущее» и всегда выбирают его среди многих альтернатив. Например, в те же 1920 годы именно дети и подростки (как тот же Ефремов)- вместе с молодежью – стали той «средой», в которой «локус будущего» смог развиться до своей первой реализации. Именно они выбирали не сытую нэповскую жизнь, а пионерскую и комсомольскую «романтику», в виде построения индустриальной развитой державы. Правда, в отличие от 1980 годов, тогда было много желающих помочь этому «локусу», а не уничтожить его (и получить наркоманию, алкоголизм, бандитизм и прочие «милые» явления). Но кризис – потому и кризис, что никто не выбирает «правильный путь», и помочь подросткам из 1984 года добраться в «Прекрасное далеко» было просто некому. И теперь им, уже выросшим и ставшим взрослыми, только и остается, что смотреть свою несбывшуюся мечту по телевизору…
Впрочем, это все равно не конец. «Уйти от будущего» не удастся. Но это уже другая тема…
