Галина Иванкина в очередной раз подняла тему о «Гостье из будущего», вернее, о том, почему этот фильм до сих пор волнует уже давно взрослых людей. На самом деле, этот вопрос далеко не тривиальный. Сейчас скажу неприятную вещь, но сама по себе, «Гостья из будущего» довольно средний фильм. Особенно по меркам научной фантастики. Более того, ИМХО, как раз «чисто фантастические» элементы в фильме не выдерживают никакой критики. И если интерьеры «Института времени» еще как-то можно назвать футуристическими, то остальные элементы «будущего», такие, как космопорт и, особенно «Космозоо» декорированы весьма условно. Летающие «кабинки» от каруселей под видом «флипов», нелепого вида фанерный «автобус-телепорт», наконец, странная сцена пролета над Красной площадью образца 1984 года и т.д. показывают слабую степень проработки именно фантастической темы фильма (по сравнению с «исходной» повестью Кира Булычева).
Что же касается «настоящего», то в нем «фантастический элемент» вообще стремится к нулю. Ну, космические пираты, способные принимать тот или иной облик (и выглядящие как банальные позднесоветские обыватели) да еще с одним бластером на двоих. И еще странная коробочка с кристаллом (в который превратился в фильме миелофон) — вот, пожалуй, и все элементы фантастики. На самом деле, такой «фантастический минимализм» является привычным элементом для советской детской фантастики (в тех же «Приключениях Электроника» особых декораций вообще нет!). И связан он, ИМХО, не столько с недостатком средств, сколько с господствующему в советском кинематографе представлении, согласно которому, основная роль фильма состоит в показе не спецэффектов, а отношений между людьми, их характеров и мыслей. В фильмах для детей к этому еще обязательно добавляли некоторый «дидактический» аспект: идею воспитания зрителя в «правильном духе», например, подчеркивание важности дружбы и других положительных качеств.
Поэтому, «Гостью из будущего» можно рассматривать, не столько, как пример классической science fiction, сколько как хороший детский фильм с некоторыми фантастическими элементами. Пионеры, помогающий поймать опасных преступников, и параллельно с этим познают ценность дружбы и трудолюбия — сюжет, довольно распространенный в советском кинематографе. А разумное сочетание дидактики и приключений – та особенность, которая является сильной его стороной. На этом можно было бы все и закончить – если бы не один странный момент. А именно: при всем этом «Гостья из будущего» является для многих культовым фильмом, выделяющимся на фоне остальной продукции советского кино. Впрочем, в том самом посту Иванкиной содержится и разгадка данного вопроса. А именно – культовым является не столько фильм, сколько один персонаж из этого фильма. Речь идет об Алисе Селезневой в исполнении Наташи Гусевой. Именно Алиса и превращает «Гостью из будущего» из «крепкого середняка» советского детского кинематографа в культурный феномен. Забавно, кстати, то, что и авторы фильма что-то подобное «почувствовали»: в частности, выбрав в качестве названия фильма не «фантастически-нейтральное» «Сто лет тому вперед» (как называлась «исходная» повесть), а именно «Гостью из будущего», сделав акцент не столько на межвременных путешествиях, сколько на фигуре «девочки из будущего».
* * *
Впрочем, сама констатация этого факта еще не означает полное раскрытие вопроса. Да, «виновата Алиса». Но в чем же особенность гостьи из будущего? Почему именно она так запала в память советским подросткам? Тут есть еще одна маленькая, но интересная особенность: после «Гостьи из будущего» Наташа Гусева сыграла еще в нескольких картинах, но подобного отношения больше ни к одной ее роли не было. Как не удивительно, но «звездой» явилась именно «киношная» Алиса, а не реальная актриса. И предметом восхищения советских подростков являлась именно она, эта «виртуальная» девочка (В конце концов, сама Наталья Гусева верно поняла этот момент, и отказалась связывать свою жизнь с кинематографом, выбрав себе то занятие, которое ей было по душе и став ученым). Поэтому ответ на поставленный вопрос следует искать именно в образе Алисы Селезневой.
И этот ответ существует. Дело в том, что Алиса Селезнева в исполнении Наташи Гусевой представляла собой действительно гостью из будущего. Ну, разумеется, не в том смысле, что прилетела из 2084 года, а в том, что созданный авторами и исполнительницей роли образ оказался не просто удачен, но попадал «прямо в цель». В образе Алисы Селезневой авторам удалось показать ничто иное, как реальный «образ будущего» для советских детей и подростков 1980 годов. А это очень дорого стоит. Для понимания того, что же произошло, следует, прежде всего, понять: а что это такое, «образ будущего»? Я уже касался подобной темы при обсуждении творчества Ивана Ефремова, но, удивительным образом, пришлось возвращаться к этому при обсуждении «детского фильма». На самом деле, в «образе будущего» нет ничего загадочного: он означает тот результат, который может получиться при развитии существующих тенденций. Т.е., если в обществе идет некий процесс развития, то результатом его будет некое достаточно непроизвольное состояние – т.е., собственно, будущее.
Тут важна именно эта «непроизвольность»: нельзя взять просто некий образ (пускай и непротиворечивый) и сказать – «это будущее». Правда, большинство фантастов работает именно таким образом, но для них есть вполне законное оправдание: большинство фантастических произведений посвящены реально существующим проблемам, а «будущее» в них существует только как антураж. Масса произведений, вошедших в «золотой фонд» человечества, созданы именно с подобной целью. Сюда можно отнести почти всю советскую фантастку, включая Стругацких, ну, а Игорь Можейко aka Кир Булычев в своих произведениях за рамки «антуража» практически никогда не выходил. Поэтому странно было бы ожидать подобного в его произведении, причем не просто в произведении, а в киноленте, где условность, как правило, на порядки выше (так, чисто «антуражной» получилась экранизация той же «Туманности Андромеды» или лемовского «Соляриса»).
Но с «Гостей из будущего» получилось иначе. Что конкретно «сработало» в «Гостье», сказать трудно – ведь, как уже сказано, «футуристический» элемент в фильме весьма слаб и условен – но образ Алисы оказался «попаданием в точку». Точнее, в «наиболее ожидаемый» образ советского подростка «космической эпохи», туда, куда советских детей должно было привести развитие «советского проекта». Алиса Селезнева – «идеальная» советская девочка начала 1980 годов. Слово «идеальная» тут использовано в том же значении, как «идеальный конечный результат» в ТРИЗ (теории решения изобретательских задач), т.е. он означает предельный уровень развития положительных общественных тенденций. Условно говоря, если бы эти тенденции развивались успешно, то «на выходе» мы получили бы некую вариацию Алисы Селезневой. Именно поэтому для находящихся «внутри» данных процессов подростков она стала символом всего самого хорошего – ведь именно к ней и должен был стремиться каждый подросток.
Замечу, кстати, что подобное отношение было только у подростковой аудитории, и только определенного (подзднесоветского) времени. Представители более старших поколений к Алисе относятся более спокойно (это очень хорошо видно в обсуждении у Иванкиной), современным детям этот образ так же ничего не говорит (проверено лично). Для поколения условных «родителей» в образе Алисы нет ничего особенного – может быть, даже слишком ничего. Ну, не слишком красивая девчонка – а ведь Наташа реально не соответствует господствующим нормам «кукольной красоты» — может быть, умная и спортивная, но не более того.
* * *
В этой разнице между восприятием «детей» и «родителей» нет ничего особенного: в бурно развивающихся обществах – а СССР был именно таким – нормы и правила у разных поколений, как правило, не совпадают. Правда, режиссеры обыкновенно стараются совместить оба образа (и для детей, и для взрослых). Более того, последнему, как правило, отдается предпочтение – по естественным причинам. А тут получилось обратное. Алиса в фильме удивительным образом оказывается лишена всех «стандартных» для данного общества черт девочки-подростка. Вплоть до самых незначительных. Например, она носит короткую стрижку вместо считающихся нормой в начале 1980 годов длинных волос (косичек или «хвостиков»). Как не смешно звучит, но это довольно серьезный стереотип восприятия женщины: «волос длинен, да ум короток». Собственно, сама ее внешность, как уже сказано выше, выходит далеко за «нормы красоты» для ребенка – «стандартное» взрослое восприятие того времени сделало бы «идеал» голубоглазой блондинкой, да еще и повыше ростом (про «недокормленность» можно умолчать, хотя это скорее, к «бабушкам»).
Но внешность – это, конечно, не самое главное. Диссонанс с «гендерной нормой» вызывает и ее интеллектуально-эмоциональный уровень. Гостья из будущего крайне развита интеллектуально, причем не только на «гуманитарном» уровне (что являлось нормой для общества), но и на «естественно-техническом». Впрочем это еще нормально. Более важно то. что, ее «развитость» соответствует, скорее, «мужскому типу» развития, поскольку основано на понимании, а не на прилежании. Алиса – отличница, но не «зубрилка». На самом деле, представление о «женском пути» в учебе через тупое заучивание является выражением еще более древнего патриархального представления о том, что «усердие и прилежание украшает женщину», а особого «вникания» в суть проблемы для нее не требуется. Потому, что суть женского успеха в учебе – служить усладой родителям (как потом служить усладой мужа), а вовсе не быть реализацией реальных потребностей женщины. В общем-то, «женский ум» — это некий «эрзац» красивой внешности для развитого общества. Можно даже сказать, что когда возникла возможность быть «красивой дурой» (в 1990 годы), миллионы бывших отличниц несказанно обрадовались, отбросив ставший ненужным свой «интеллектуальный образ». Но это все относится к женщинам, выбравшим путь «погружения в Матрицу», путь следования господствующим в обществе стереотипам.
То же самое можно сказать и про эмоциональную составляющую. Девочка в представлении того времени (да и современного тоже) должна быть более чем эмоциональной. Даже сейчас существует представление о том, что девочка должна или смеяться или плакать. «Силе женских слез» и прочих выражений эмоций посвящено немало книг и статей, где доказывается природное происхождение гендерной нормы. Дескать, «сила женщины в ее слабости». Алиса же, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, этой слабости полностью лишена. Это, видимо, и было одной из причин популярность ее среди подростков. Такая девочка была бы идеальной подругой, участником детских игр – и одновременно, давала возможность преодоления «гендерного барьера». А подобный барьер есть не что иное, как существенная помеха общественной коммуникации, очередная преграда, разделяющая людей на отдельные микрогруппы (мальчики – к мальчикам, девочки – к девочкам) вне их желания. Отсюда, кстати, происходят многие неприятные явления, вплоть до гомосексуализма, но подробное рассмотрение проблемы требует отдельной темы….
Пока же отмечу, что в момент выхода фильма было отмечено столкновением двух очень крупных тенденций в общественном развитии. С одной стороны, продолжался процесс модернизации общества, усвоения им норм и правил современной жизни (именно в рамках этого процесса алиса Селезнева и выступала в роли «образа будущего»). А с другой стороны…
* * *
А с другой стороны в начале 1980 происходил возврат советского человека к консервативным ценностям. Вернее, он начался еще десятилетием ранее, в 1970 годы, но в 1980 годы стал уже очевиден и однозначен. Про этот процесс я уже несколько раз писал, поэтому скажу кратко: позднесоветский человек «образца 1980 года» сделал свой выбор, отбросив все прежние идеи ради «семейной идиллии», в рамках которой и строил свою жизнь. Дача, квартира, машина, ковер на стене и хрусталь в финском гарнитуре – вот та мечта, которая пришла на смену покорению Космоса и строительству новых городов в Сибири. Все общее – неважно, все частное, личное, свое — суперценность. Впрочем, как сказано выше, про это я уже не раз писал, поэтому затрагивать данный аспект не буду. Отмечу только то, что именно подобные ценности прививались и детям. Вернее, дети сами по себе в рамках этой модели становились «ценностями», хотя и очень специфическими: важен был «успех детей». Вася учится в «английской школе» — это успех! Петя поступил в престижный вуз – это успех! Маша отличница – это успех, им можно хвалиться перед остальными. То, что Васе, Пете и Маше этот «успех» не приносит ничего хорошего, что он представляет собой, может быть, чистую имитацию, умение получать оценки (вместо получения знаний), что ради этого «успеха» они, может быть, ломают свою жизнь и забывают про свои настоящие увлечения и идеи – никого не волновало. Прежде всего, дети должны радовать родителей!
Нет, конечно, это не говорит о том, что все родители были «бесчувственные звери», не думающие о счастье своих детей. Нет, конечно, подавляющее большинство советских родителей искренне желали им только хорошего. Но была тенденция, которая хоть чуть-чуть, но «сдвигала» все общественные нормы. И вот этой-то консервативной тенденции и всеобщей имитации («Казаться, а не быть») оказалась противопоставлена Алиса. Она – потрясающее «настоящая», за ее знаниями и способностями не стоят родители «со связями». Она учится не ради пятерок, а ради знаний – более того, она реально работает там, в будущем, занимается реальным делом (обучает крокодила). Она – практически такой-же ученый, что и ее отец, имеет доступ к дорогостоящему и редкому оборудованию (если бы миелофон был общедоступен, то пираты вряд ли охотились за ним). И даже попав в «настоящее», Алиса ни грамма не озабочена тем, чтобы «конвертировать» свой уровень развития в пресловутый «успех». Вместо занятия места в приглянувшейся иерархии, она с радостью ломает ее, не обращая внимания на все представившиеся ей возможности. Она отбрасывает все возможности стать сверхчеловеком, напротив, старается установить максимальный контакт со своими новыми друзьями.
Короче, она выступает для подростков в роли самой, что ни на есть настоящей «посланнице будущего». Она показывает им мир, противоположный позднесоветским нормам, мир, в котором каждый может стать свободным и счастливым. В котором каждый ребенок может достичь необычайных высот (а взрослый – еще больше, как, например, Полина, справляющаяся голыми руками с вооруженными пиратами). В котором нет ничего, мешающего развитию Человека и его творчеству. Но, к сожалению, этот мир оказался от нас «закрыт». «Путь Алисы», возможность реализации положительных тенденций советского общества был побежден указанной выше «консервативной революцией». Но посеявший ветер – пожнет бурю. Подростки, лишенные будущего, не сразу принимали консервативный мир «собственности и семьи». Многие из них неосознанно выбирали путь полного отрицания господствующих ценностей. Наркомания, алкоголизм, преступность, проституция – вот чем обернулся для общества отказ от будущего.
То, что вместо «пути Алисы», пути подъема наверх, подростки выбирали путь «на дно», вполне понятно: движение вниз всегда более естественно, чем путь наверх и оно возможно без помощи взрослых. А с «дна» подняться наверх уже невозможно. Многие навечно остались там, умерев от передоза или суррогатной выпивки, погибнув в пьяных драках или бандитских разборках 1990 годов. Впрочем, «дно» — это всего лишь экстремум, тоже своего рода «идеал» определенного пути. Большинство же до подобного не дошло: они благополучно пережили период юношеского протеста, и единственное, что случилось — это «всего-лишь», потеря всех идеалов. Теперь это вполне «благополучные» обыватели, которые приемлют все нормы консервативного общества. Но будущего для них больше нет, они зависли в бесконечном настоящем — впрочем, все увереннее переходящем в абсолютное прошлое.
В этом мире нет места для Алисы — и «сверкающим миром Полдня» нам уже кажется не будущее, а то советское прошлое, бывшее настоящим. То самое, с очередями и дефицитом — мир, где дети спокойно бегать по городу, не ожидая опасности из-за каждого угла.
А прекрасное далеко все равно наступит, рано или поздно… Потому, что так устроен мир.
