Как ни странно, но многие «левые» (или считающие себя таковыми), несмотря на всё то, что случилось на Украине и с Украиной после пресловутого «ленинопада», продолжают рассуждать в духе «ну, а что такого особенного, с какой стати левым защищать камень и бронзу, у них есть задачи поважнее — защита интересов живых трудящихся. И вообще, если буржуазное государство отказывается от символов социализма, вроде красных звёзд, серпов и молотов, громит их — так это же хорошо, поскольку честно».
Хорошо, попробую ещё раз написать на эту тему, хотя думаю, что большинство оппонентов и в этот раз ничего не услышит. Но ведь разъяснять всё это в сто первый раз имеет смысл не только для них.
Заранее извиняюсь, если кому-то мой текст покажется написанным капитаном Очевидностью… притом для школьников самых младших классов. 🙂
Как известно, ещё в первых строчках «Манифеста Коммунистической партии» Маркс и Энгельс отметили: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов». От этого положения левые, по крайней мере именующие себя марксистами, вроде бы не отрекались? В том же документе эта классовая борьба называется «более или менее прикрытой гражданской войной внутри существующего общества».
Ну, а как ведётся любая война, хоть гражданская, хоть международная? В ней всегда есть фронты — линии разграничения между воюющими. Фронты редко остаются на месте, а чаще всего двигаются — то там, то здесь, то в одну сторону, то в другую. Если фронт надолго остаётся на месте, то это значит, что противник в этом месте достаточно силён и не позволяет продвинуться вперёд. В моменты перемирий или длительных периодов мира между государствами фронты превращаются в границы. Государства очень любят порассуждать о «нерушимости и святости границ» (главным образом собственных), но в действительности это не более чем дешёвое лицемерие. И не без оснований Л. Троцкий высмеивал в конце 30-х годов известную формулу: «Ни пяди чужой земли не хотим, но не уступим ни вершка и своей земли». «Как будто дело идёт о простом столкновении из-за кусков земли, — писал он, — а не о мировой борьбе двух непримиримых социальных систем!.. Невыгодное соотношение сил может заставить уступить много «пядей» земли, как это было в момент Брест-литовского мира… В то же время борьба за благоприятное изменение соотношения мировых сил налагает на рабочее государство постоянную обязанность приходить на помощь освободительным движениям в других странах.» (Собственно говоря, после начала Второй мировой войны, да и после её окончания, советскому государству пришлось действовать отнюдь не по предшествующей формуле о «вершках и пядях».)
Точно так же обстоит дело и в ходе классовой борьбы, т.е. «более или менее прикрытой гражданской войны внутри существующего общества». Если есть хоть малейшая возможность, любой класс, правящий или угнетённый, продвигает вперёд свои позиции внутри общества. И это происходит не только в «чистой политике», но и в культуре, искусстве, литературе, повседневной жизни… собственно говоря, во всех сферах общественной жизни. Через любую такую область проходят пульсирующие линии фронта, ежедневно, ежечасно сдвигающиеся то в одну, то в другую сторону.
И, разумеется, эти линии фронта, как и границы, принято как-то символически обозначать. Можно вспомнить про ленинский план монументальной пропаганды — с какой целью Владимир Ильич его затевал? «Он [Ленин] добивался, чтоб как можно больше поставлено было революционных памятников… во всех городах, а если можно, то и в селах: закрепить в воображении масс то, что произошло; оставить как можно более глубокую борозду в памяти народа». (Троцкий). Даже после крушения советской власти эти памятники молчаливо напоминали и власть имущим, и всему обществу: помните, что здесь, на этой территории прошла революция!
Разумеется, и до майдана, и после него у власти в Киеве (как и во всём бывшем СССР) находилась и находится буржуазия. Но не будем забывать про факт идущей внутри общества, по Марксу и Энгельсу, «более или менее прикрытой гражданской войны». Определённое состояние линий фронта на этой войне называется «буржуазной демократией». Другое называется полицейской или фашистской диктатурой — хотя и это тоже власть буржуазии.
С этой точки зрения, что произошло на майдане (а начали, как мы помним, со сноса памятника Ленину на Крещатике)? Очень простая и предельно очевидная вещь: линия фронта сдвинулась, классовая война из более холодной стадии перешла в более горячую. Можно похвалить безошибочное классовое чутьё господ буржуев: они начали не с повышения тарифов, не с удара по материальному положению трудящихся, даже не с арестов и убийств оппозиционных активистов — это всё последовало потом, а с разгрома революционной символики. Потому что справедливо рассудили, что тот, кто стерпит публичное унижение и уничтожение его символики, уж тем более проглотит повышение тарифов, деиндустриализацию, массовое обнищание, да и всё остальное…
И разве они были неправы?
