«Великая иллюзия» — так называлась книга английского экономиста и общественного деятеля Нормана Энджелла, вышедшая в 1910 году. В ней Энжелл убедительно доказывал, что в условиях существующей глобализации мировая война не имеет никакого экономического смысла, что она может привести только к разрухе и деградации – а следовательно, «сильным мира сего» она просто невыгодна. Книга Энджелла была настолько здравой и доходчивой, что сразу стала бестселлером – ее даже пришлось допечатывать в 1913 году. Правда, следующего тиража она уже не дождалась – началась Первая Мировая Война.
Самое удивительное тут то, что даже после ее завершения Норман Энджелл остался довольно популярным политиком и даже получил Нобелевскую Премию Мира. В 1933 году – вот вам еще одна насмешка Истории – уже после того, как семена будущей войны дали всходы. Впрочем, особенно придираться к Энджеллу нет смысла – его аргументы были довольно здравы и логичны, поэтому он, наверное, был крайне удивлен: отчего же люди, в особенности политики, никак не прислушиваются к его аргументам? Почему же воюют, если это так невыгодно? Впрочем, в своем непонимании происходящего Энджелл вряд ли был не одинок. Ведь мало кто в Европе начала XX века желал войны, тем более, войны мировой, войны затяжной и многолетней. Вряд ли хоть один человек того времени, включая завзятых милитаристов, счел бы разумным ту ужасную картину, в которую мир погрузился через совсем небольшое время.
Европа, перерытая окопами почти через всю свою территорию, опутанная колючей проволокой, застроенная бетонными укреплениями и многоярусными блиндажами там, где еще недавно были мирные поля и сады. Миллионы людей, месяц за месяцем, год за годом проводящие время в залитых водой траншеях, периодически выскакивая из них под град пуль. Крошечные участки земли, на которых за считанные часы «перемалывались» десятки тысяч человеческих жизней. Миллионы тонн снарядов, выпущенных с разных сторон, сотни миллионов пуль, бомбы, сбрасываемые с аэропланов и дирижаблей. Удушливые газы, которыми, как вредных насекомых, вытравливали людей. Города, превращенные в «лунную поверхность». Концентрационные лагеря, в которых сотни тысяч человек, как скот, годами содержались в бараках за колючей проволокой. Совершенно дикая, разнузданная пропаганда, в которую скатилась вся такая культурная и высокообразованная европейская пресса, где не было больше никакой цели, кроме издевательства над врагом и прославления патриотизма.
Подобная картина вряд ли удовлетворила даже ярого фаната военного дела. Наверное, напротив, «довоенный военный», если бы увидел то, к чему приведет его, скорее всего, забросил бы свою профессию и ушел в монастырь: слишком уж противоречила апокалипсическая картина Мировой Войны всем «предыдущим» представлениям о военном деле, где ценилась залихватская храбрость сабельных атак, красочность ярких мундиров, слава героев и романтика военного братства и меткого огня. А не артиллерийская «мясорубка», искусство окапывания и способ эвакуации миллионов раненых.
* * *
И все же, война началась. Не помогли ни аргументы Энджелла, ни родственные связи всех династий Европы («Кузен Вилли» и «кузен Ники» на фотографиях вполне искренне жмут друг другу руки), ни огромное число пацифистов, бывших в мире. Ничего не помогло. И когда Катастрофа уже произошла, те из европейцев, которым повезло выжить, часто спрашивали друг друга: как же это могло случиться. Кто оказался виноват в том, что на, как казалось, самый развитый и разумный континент нашло подобное затмение, этот Молох, пожирающий человеческие жизни. И не находили ответа…
Нет, конечно, «официальных виновников» нашли быстро. Тут было все просто – кто проиграл, тот и виноват – а таковыми оказалась, разумеется, Германия вообще и кайзер Вильгельм в частности. Разумеется, искали и причины, побудившие последнего из Гогенцоллернов все же ввязаться в данную авантюру (ибо после войны уже не нужно было читать Энджелла, чтобы понять, насколько это мерзкая и невыгодная штука). И, разумеется, находили. Основной проблемой был объявлен пресловутый «прусский милитаризм» и стремления Германии к военному решению всех проблем, Вильгельм был объявлен военным преступником (правда, в наказании его никто особенно не настаивал, и бывший император окончил свою жизнь в качестве частного лица в Нидерландах). Германия же подверглась гораздо менее символическому наказанию: на нее были наложены самые жесткие санкции, которые должны были задушить немецкий милитаризм и великодержавные амбиции «на корню» и превратить немцев в послушных «младших братьев» великих европейских наций. Прежде всего, от страны отторгались значительные территории – например, те же Эльзас и Лотарингия, а так же все заморские колонии. Более того, огромные промышленные территории (вроде Рура и Саарской области) оккупировались войсками победителей и, по сути, так же отторгались от страны.
Помимо территориальных уступок Германия обязана была выплатить огромные контрибуции странам-победителям, что делало ее – потенциально – не способной к наращиванию своего военного потенциала и отменяло все соблазны применения военной силы. Впрочем, для последнего были приняты и крайне радикальные «прямые меры»: германская армия «кастрировалась» и ужималась до небольшого рейхсвера, лишалась всех тяжелых вооружений, в том числе, и военно-морского флота. Пресловутый «милитаризм» должен был выкорчеван подчистую, и немцы должны были превратиться в аналог каких-нибудь бельгийцев – мирных и трудолюбивых «хоббитов», не помышляющих ни о чем, кроме своего домика с садиком.
История знатно посмеялась над этими ожиданиями. Когда через два десятилетия немецкие войска маршировали по Елисейским Полям, а британцы учились бежать в бомбоубежище под первые звуки сирены, многие вопрошали себя: ну почему же так получилось. Почему, несмотря на все старания всех «людей доброй воли» обеспечить в Европе «вечный мир» человечество опять попало в ту же самую ловушку. Почему все эти Версальские и Вашингтонские договора, вся эта Лига Наций и прочие торжества дипломатии не смогли остановить угрозу новой бойни? Почему, казавшаяся столь безупречной «линия» на сдерживание Германии и «купировании» ее милитаристских поползновений, оказалась столь безрезультатной?
* * *
Ответа на этот вопрос, разумеется, не было. Совершенно очевидно было, что даже столь сильное «ущемление» Германии не только не привело к росту ее миролюбия, но напротив, вызвала агрессивность намного большую, нежели четверть века назад. Получалось, что весь пацифизм межвоенного времени, все эти ограничения тоннажа судов и размеров армий, создание Лиги Наций и политика «активного умиротворения» и «жесткая», с оккупацией территорий Германии, и «мягкая», с уступками ей, была не просто бесполезна, а опасна. Для наиболее умных людей было достаточно очевидно, что именно она и «вырастила» Гитлера и нацизм является закономерным итогом «версальского мира». Но вряд ли кто понимал тогда, что основная ошибка состоит не в недостаточности или неверности принятых тогда мер (дескать, не надо было оккупировать Рур и Саар или наоборот, надо было отделить их от Германии навечно), а в том, что все предпринятые антивоенные усилия пошли прахом потому, что основаны были на неверном представлении…
Речь шла о том, что можно было бы, аналогично названию книги Энджеллла, назвать «Великой иллюзией». Суть этой иллюзии состояла в твердой уверенности большинства в том, что войны – и прежде всего, Мировая война — устраиваются потому, что они кому-то нужны. Тут не важно даже то, кто конкретно объявляется виновником войны – правители, политики, банкиры, промышленники или еще кто. На самом деле, мало кто из лиц, складывающих кирпич к кирпичу «здание» будущей бойни, желал того, чтобы она случилась. Ни один из множества людей, определяющих курс своих стран, не имел своей целью привести мир Мировой войне. Нет, их желания были намного, намного менее кровожадны. Одни капиталисты хотели приобрести для себе рынок сбыта, другие хотели его сохранить. Банкиры надеялись получить прибыль со своих займов, чиновники желали занять более высокое место, получить очередной орден и премию «за выслугу». Короли, императоры и президенты надеялись на процветание своих народов, правда, в том представлении, которое господствовало в это время, а именно – через рост промышленности и кредита (в том числе, и благодаря военному заказу). Наконец, все политики старались увеличить свою популярность за счет патриотических и националистических лозунгов, и очень часто за счет – как казалось тогда, «безопасного» — призыва к «возвращению утраченных земель» (при том, что за последние несколько веков огромная часть территорий Европы была многократно «утрачена» разными сторонами).
Множество подобных, переплетающихся между собой, частных интересов и привело к тому, что мир оказался на грани катастрофы. Впрочем, при всем кажущемся хаосе этих отношений, они имели и вполне явное направление. А именно – очевидно было то, что каждое империалистическое государство имеет вполне определенное «желание» к увеличению рынка сбыта. Вернее, это «желание» имели вполне конкретные капиталисты, которые, несмотря на всю увлеченности борьбой друг с другом, приветствовали именно этот процесс (ну, понятно, борьба внутри рынка – игра с нулевой суммой, расширение рынка – увеличение шанса для всех). А государство, как таковое, всего лишь оказывалось исполнителем этой «реальной» воли реальных хозяев. Правда, при этом капиталисты не хотели «тупого» захвата земли. Боже упаси! За исключением небольшой (в экономическом плане) кучки земельных магнатов, земля никому нужна не была. Нет, капиталисты хотели максимальной возможности сбыта для своих товаров, а потом – и экспорта капиталов (тех самых «инвестиций», от которых млеют наши «либералы») – а какие тут будут флаги, гимны и гербы – вещь далеко вторичная.
Но при этом все прекрасно понимали, что и «с той стороны» такие же капиталисты, и они хотят того же. Да, глобализация – это хорошо. Но до определенного времени — это когда «ты к ним». А когда «они к тебе» – уже не очень. Именно поэтому Великобритания, бывшая чуть ли не весь XIX век проводником фритрейдерства, начав терять темп развития перед Первой Мировой (перестав быть «мастерской мира»), перешла к политике протекционизма. И конечно, все прекрасно понимали, что самым сильным, если не единственным способом давления на «иную сторону», является военная сила. Пресловутая «политика канонерок» имела своим адресатом не столько «туземных царьков», сколько «конкурирующих» «цивилизаторов», желающих вырвать друг у друга пресловутое «бремя белых». Отсюда всевозможные «колониальные» конфликты были для предвоенной Европы нормой. Другое дело, никто не верил, что все эти «марокканские кризисы» и «балканские войны» когда-нибудь выльются в Мировую войну. Политики и капиталисты надеялись, что все ограничится «бряцаньем оружием», проходом броненосцев в кильватерном строю и столкновениями небольших сил в колониях (причем, сил, укомплектованных «из местного населения»).
До определённого момента так и было. Но мало кто понимал, что данная политика была очевидной «игрой на повышение», и рано или поздно, но должен был наступить момент, когда висящее не стене ружье – а именно, созданный военно-политический «инструмент устрашения» — должно было выстрелить. Я не буду, собственно, приводить известные слова Энгельса о том, что «Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны», поскольку делал это не раз. Да и спорить с этим уже невозможно. Просто замечу, что Энгельс имел в данном случае как раз свойство немецкого империализма, «зажатого» англичанами и французами в «тиски», и имеющего жизненную потребность к расширению влияния. Именно это, а не пресловутая «германская воинственности» или «прусский империализм» и являлось причиной проводимой Вторым Рейхом политики. (Для особо «упертых» сторонников «менталитета» и прочих вещей отмечу, что, по сути, до объединения Германии ни о какой «германской воинственности» речи вообще не шло, знаменитый «прусский милитаризм» находился на «задворках истории», поскольку Пруссия успешно терпела поражение то от России, то от Франции, и вообще, Германия считалась «Страной поэтов и мыслителей»).
* * *
Поэтому никакое послевоенное разоружение страны, наложение огромной контрибуции и даже запрет на полноценную армию не могло привести к отказу Германии от попытки выйти из навязанного ей ограничения рынка. Единственное, что могло бы изменить ситуацию, это – декапитализация или деиндустриализация страны. Но, разумеется, отменять капитализм никто не намеревался. А вот деиндустриализация Германии реально предлагалась. Однако проблема состояла в том, что подобная деиндустриалированная страна в эпоху империализма могла существовать только в одном качестве – в качестве чьей-то колонии. Именно это и было главным сдерживающим фактором, поскольку было понятно: тот, кто будет владеть этой колониальной Германией, тот и будет владеть Европой. А это, как следует понимать, такой «приз», опасность наличия которого у конкурента намного превосходит все преимущества владения им. Поэтому никто из победивших «союзников» не мог допустить данной опасности – а следовательно, страна от деиндустриализации была спасена.
А наличие промышленности, даже в условиях наложенных внешних ограничений означало то, что рано или поздно, но германский капитализм столкнется с теми же проблемами, что и пять лет назад. Следовательно – новая война неизбежна. Эта неизбежность вполне понималась всеми адекватными людьми того времени, за исключением пацифистов-идеалистов, но, к сожалению, именно последние оказались в это время «на коне» (почему, тоже понятно: народ устал от войны и готов был идти за тем политиком, который обещал бы «вечный мир»). Но ведь эта «усталость» так же не вечна: рано или поздно, но на смену воспоминаниям о прошлых ужасах придут новые проблемы, необходимость расширения производства и увеличения числа рабочих мест станет тем вопросом, который закроет все остальное. И значит, рано или поздно появится тот, кто предложит старый, но при этом единственный принцип, позволяющий германскому империализму выжить: использование военной силы.
И значит, появление Гитлера было предрешено. Вернее, было предрешено обретение Гитлером власти в стране, поскольку «гитлеров» — т.е. фашистов всевозможных мастей в Европе послевоенного времени было, как грязи, и НСДАП была всего лишь наиболее крупной организацией подобного рода. Правда, до тех пор, пока «респектабельные» политики и бизнесмены не сделали на них ставку, они находились на достаточно маргинальном положении (хотя и имели множество сторонников). Однако рано или поздно, но эта ставка должна быть сделана. Национал-социализм был самой удобной идеологией для страны, ориентирующейся на войну, а следовательно, не было никаких причин для того, чтобы его игнорировать. Приход нацистов к власти так же вызывался самыми банальными причинами: промышленники надеялись на то, что Гитлер сможет обеспечить им выгодное положение на мировом рынке, а также, что не менее важно – что даст им огромный оборонный заказ. Банкиры – то, что расширение сфер влияния Германии обеспечит им возможности для экспорта капитала. Политики – что активизация политической сферы (вследствие «пертрубации», связанной с переустройством общества нацистами) позволит им прорваться на более высокие места. Даже те из них, что имели явные еврейские корни, не боялись антисемитизма новой власти: антисемиты в Германии не были редкостью и до Гитлера, и все прекрасно знали, что за определенную сумму можно получить себе самое что ни на есть германское происхождение.
И, уж разумеется, никто не предполагал, как все обернется в реальности. Опять же, если бы немецким банкирам, промышленникам или политикам показать то, что случилось: разрушенные города, взорванные заводы, десятки миллионов убитых по всему миру, лагеря смерти, газовые камеры и горы из человеческих волос – то никто бы не поверил. Мы хотели уничтожить несколько миллионов евреев?! Что за бред! Мы всего лишь хотели себе небольшой выгоды. Захватить весь мир! – откуда такая чушь? Нет, речь шла только о том, чтобы вернуть себе Рурскую область. Какой-такой Бабий яр? Где это вообще? – на Украине? Но где Германия – и где Украина? Какой такой Аушвиц? Это же Польша? И что там было – германское предприятие? Так это же экспорт немецкого капитала – что же тут плохого?
* * *
Никто в тот момент, когда Гинденбург передавал Гитлеру власть, даже не мог представить, что, собственно, происходит. Ну, вождь воинствующих маргиналов включается в «системную» политику – и что тут такое, подобное такое бывало не раз. Антисемит? — ну, не первый, и не последний. Написал книжку про «жизненное пространство»? — так что ж в этом плохого, ведь это всего лишь переложение уже известного, про рынки сбыта. Опять же, нация, национальные интересы — это есть естественная потребность для капитала. Зачем кормить еврейских банкиров? (тут опускалось, конечно, — «когда можно кормить своих», но сути это не меняло). Множество переплетающихся частных интересов, кажущихся вполне безобидными и понятными, опять открыли «Врата Ада» и выпустили на Землю таких демонов, которых мир не видывал до сих пор. Тут нет смысла описывать генезис фашизм и то, как фашистская идеология очень быстро накрыла всю страну, превратив мирного обывателя в исчадие ада. Тут нет смысла говорить, как быстро этот обыватель – из своих частных интересов – смекнул, как хорошо будет, если установится господство арийской расы. Тут я не буду говорить, как этот обыватель радостно шествовал по Европе в составе победоносных армий Вермахта, как он радостно фотографировался на фоне Триумфальной Арки в Париже и на фоне горящих украинских хат. Тут я не буду описывать то, как немецкий промышленник подсчитывал барыш от военного заказа и радовался «большому контракту» по строительству печей в Освенциме, тому, какая это удача для немецкой промышленности! Как потирали руки «стальные магнаты» при мысли о заказе на десятки тысяч танков и строительные — при упоминании о гитлеровском плане перестройки городов. Как организовывали переработку человеческой кожи в абажуры и как защищались диссертации написанные благодаря бесчеловечным опытам над заключенными. В общем, тут нет места для описания того процесса, который превратил европейскую страну с многовековой историей в филиал Мирового Зла, и для того, чтобы описать, как с этим всем удалось справиться.
На самом деле, это не просто большая, но просто огромная тема. Отмечу только, финал этой истории связан с совершенно иными процессами, нежели пресловутые «частные интересы», и не даром на развалинах Рейхстага поднялся именно Красный флаг, флаг всемирной борьбы рабочих за «общее дело». Все это требует отдельного разговора. Пока же надо просто понять, что обе Мировые войны, со всеми своими смертями и разрушениями, были связаны не столько с сознательным желанием именно этого, сколько с абсолютно невинным и вполне законным желанием множества лиц получить свою частную выгоду. И уже после понимания этого можно говорить о том, как сделать, чтобы войн больше не было. Впрочем, это будет уже другая история…
