Украинские события дают возможность ещё раз взглянуть на терминологическую путаницу, которая заправляет головами людей и не даёт найти общий язык. Речь о том, что одно и тоже слово, термин, в разной ситуации принимает совершенно разное значение.
Предельно простой пример, евромайдауны называют себя патриотами, патриотами Украины. Причём, чем более они радикальны, если мы говорим о фашистах,например, и нацистской нечисти из «Правого Сектора», тем более они патриотичны. Это всё равно, что если бы в России объявились «патриоты Бурятии», которые выступали бы за единую и неделимую Бурятию, или ещё круче, бурятский нацизм, это же вообще клиника…
Однако, наблюдая этот бред сейчас своими глазами, мы можем приблизиться к понимаю европейской цивилизации и философии. А это, согласитесь, дело полезное и нужное. Позволяет это и с другой стороны взглянуть на марксистскую теорию.
Часто ли нам приходилось слышать такие занятные цитаты:
«Патриотизм — последнее прибежище негодяя» — Самуэль Джонсон «Вас делают похожими, чтобы управлять вами. Когда начинается война, вас превращают в патриотов.» — Жак Фреско «Мы воспитали детей так хорошо, что они стали слишком умны, чтобы быть патриотами.» — Марио Пьюзо. Четвёртый Кеннеди
«Героизм по команде, бессмысленная жестокость и омерзительная бессмысленность, называющаяся патриотизмом — как сильно я ненавижу все это, какой низкой и подлой является война.» — Альберт Эйнштейн
Перенесёмся на минутку в СССР, ну скажем, годов этак 1950-ых, представим себя на месте советского человека, который победил фашизм, который восстановил страну после войны, который вот-вот выведет первый спутник на орбиту Земли и примерим эти цитаты по отношению к своим чувствам к нашей Великой Социалистической Отчизне? Согласуется ли это с советским патриотизмом?
Не вяжется? Появляется вопрос, что, чёрт возьми, двигало людьми, когда они произносили эти слова? Это же бред какой-то!
Вернёмся в наше время, и примерим эти слова уже не на себя, а на боевиков из «Правого Сектора». Вяжется! Это про них, да. Это прекрасно описывает наши эмоции, мысли и чувства относительно вопящих «Слава Украине» идиотах патриотах. Правда?
В чём тогда разница в нашем менталитете, что мы так по-разному воспринимаем национализм, патриотизм и многие другие термины? А разница, как мы видим, таки есть.
Для того, чтобы проще было это осознать, приведу другой терминологический пример, измученное историей слово «Свобода».
Когда на Западе говорится слово «свобода» в первую очередь имеется в виду своя личная свобода. Например, свобода от того, чтобы тебя могли снимать и фотографировать другие люди. Ведь если тебя фотографирует другой человек, он нарушает свободу личности.
У нас с точностью до наоборот, для нас свобода — это возможность производить фото- и видеосъемку в общественных местах или на территории частной собственности, например, в гипермаркете. Чувствуете разницу? Она фундаментальна.
Вообще, для понимания западного, европейского и американского мира, к каждому второму термину нужно приписывать слово «личная» и «местечковый». Личная свобода, местечковый национализм, личное право, местечковый патриотизм.
У нас свобода общества от пидорасов, у них свобода педерастической личности. У нас интернациональный советский патриотизм, который объединяет людей разных этносов и национальностей, носителей разных культур и языков. У них местечковый венецианский или каталонский патриотизм и национализм, который мы скорее поймём как сепаратизм.
Маркс и Энгельс, несомненно, имели такие же терминологические представления, какие были тогда распространены в Европе. Поэтому, они совершенно справедливо видели в патриотизме, национализме и прочем всё то, что разделяет трудящиеся массы и упрощает капиталисту дело эксплуатации и угнетения. Что позволяет стравливать народы и культуры друг с другом.
К сожалению, многие левые в упор этого не видят, догматически воспринимают марксизм и строят в связи с этим крайне примитивную картину мира. В рамках такой картины советский патриотизм, любовь к социалистическому отечеству, разговоры про Родину, представляются им каким-то жутким оппортунизмом. Ведь у пролетария нет Отечества, даже социалистического, и всё такое прочее.
Ну, а как тогда называть то чувство единения рабочих масс самых разных национальностей, культур и языков и ту любовь, которые они испытывали к первому в мире справедливому социалистическому государству? На это ответа у них нет.
Цивилизационной разницы между людьми быть может и не существует, но менталитет у нас всё таки разный, и он очень сильно влияет на восприятие тех или иных терминов, а вследствие этого и на выстраиваемую человеком картину мира.
Сможем ли мы когда нибудь найти общий язык, понятный для всех?
