Считаем данную статью крайне актуальной в период раздробленности и высокой степени сектанства левого движения как во всём мире, так, увы, и у нас. Виктор Шапинов:
«Нет больше ни Эллина, ни Иудея» (Гал 3.28)
Маркс как-то написал: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо пребегают к заклинаниям, вызывая себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимсвованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории» [К.Маркс. 18 брюмера Луи Бонапарта. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т. 8, стр. 119].
И это верно даже в отношении великих революций. Английская революция XVII века рядилась в костюм раннего христианства и говорила языком Ветхого завета, Великая Французская революция воскрешала римские древности, революции XIX века, включая Парижскую Коммуну, старались скопировать опыт 1789-95 годов. Октябрьская революция видела в себе повторение Парижской Коммуны и, отчасти, российского 1905-го года, а все позднейшие социалистические революции калькировали российский Октябрь.
Но, французы, оперируя римскими фразами и именами, решали задачи своего времени. В одеждах призраков ходили живые люди, творившие собственную историю. Сегодня же по бескрайним просторам бывшего СССР разгуливают лишь одежды призраков. Пустые формы прошлых лет. Куча сталинистских, троцкистских и т.д. групп ведет дискуссию по «важнейшим» и «актуальнейшим» вопросам: были ли социализм в СССР или нет, была ли в тот или иной момент правильной политика Коминтерна или нет, предал ли Сталин Испанскую революцию, был ли пакт Молотова-Риббентропа необходимостью или беспринципностью и т.д. и т.п.
Сектантсткое мышление вертится в порочном круге штампов прошлой эпохи. Когда читаешь творения таких сектантов, создается впечатление, что свои штампы они просто «забили» в hot-keys клавиатуры – нажимаешь control + «I» и появляется: «предательство Испанской революции», нажимаешь control + «B» и появляется: «привилегии бюрократии», нажимаешь control + «G» появляется «пакт с Гитлером», а control + «K»: «роспуск Коминтерна». Можно, наверное, вообще автоматизировать процесс написания сектантских статей, но это уже дело программистов, а не теоретиков (троцкистские штампы взяты здесь для примера, существуют не менее смешные «сталинистские» штампы).
За каждым из сектантских направлений стоит целый иконостас пророков и святых, требующих жертвоприношений, целый ряд догматов, охраняемых с не меньшей ревностью, нежели догматы Святой Церкви и столь же жизненных, как последние. Все еще гремят споры 60-летней давности, звучат взаимные обвинения, достойные А.Я.Вышинского.
Вопросы истории, конечно, важны и их стоит изучать, нужны и дискуссии . Но огромным тормозом на пути формирования современной левой идеологии и левого движения становится то, что именно по вопросам прошлого, а не настоящего идет самопределение и организационное размежевание левых.
Деление на сталинистов, троцкистов, маоистов и ряд других более мелких течений, которое сложилось в ХХ веке вовсе не было сектантской прихотью. В мире, где рядом с капиталистической системой возникла на основе революционного разрыва с капитализмом альтернативная общественная система, которая стала фактором борьбы в том числе и в капиталистических странах, левые не могли не определять своего отношения к ней. И во многом в зависимости от этого самоопределения складывались их взгляды на другие вопросы. Общество было расколото глобальной классовой борьбой, которая была и борьбой государств капиталистического и социалистического лагеря друг против друга. В этой борьбе нужно было занимать ту или иную сторону. «Коммунист определяется отношением к СССР» — говорил Георгий Димитров. И это было верно, потому что одно отношение к СССР относило коммунистов в категорию «сталинистов», другое – троцкистов и т.д.
Каждое из течений выросло из реальных противоречий реальной революции, даже целой волны социалистических революций ХХ века. Революционное движение, выросшее из российского Октября, оказавшись изолированным в рамках одной страны, разделилось на две тенденции – одна (сталинисты) готова была пожертвовать частью принципов ради сохранения завоеваний революции, другая (троцкисты) – осталась верной всем заветам классиков и методично фиксировала каждое отступление от программы ленинского «Государства и революции» в практике советского социализма.
Затем, когда после Второй мировой войны ситуация измеилась, часть «сталинистов» стала маоистами, а часть хрущевцами-брежневцами. И первые стали колоть вторым глаза азбучными истинами марксизма-ленинизма, которые отчасти исходя из условий, существовавших ранее, частью из-за нового оппортунизма были забыты лидерами КПСС. Вопрос о том, все ли уступки и компромиссы сделанные Сталиным были необходимыми, насколько правильно Троцкий трактовал ленинизм и во всех ли вопросах были правы маоисты в ходе своей полемики с КПСС в 60-е следует оставить историкам революционного движения, потому что для сегодняшнего дня они имеют значение только как некоторые иллюстрации борьбы революционного марксизма и реформизма. Не более.
Причем такая борьба – между реформистами и революционерами – проходит сегодня в каждом из названных течений. Есть революционные «сталинистские» партии, а есть скатившиеся в реформизм. Реформиским стало большинство массовых коммунистических партий, особенно европейских.Французская КП – здесь самый яркий пример. С другой стороны, есть левевшая на протяжении всех 90-х и 2000-ных годов КП Греции, есть радикальная «сталинистская» Партия Труда Бельгии, партизанят в Латиноамериканских лесах «сталинисты» из Революционных вооруженных сил Колумбии.
Троцкисты, хоть и существуют в большинстве случаев как мелкие революционные секты, но тоже имеют своих реформистов. Например, гордость троцкизма – одна из немногих массовых троцкистских партий – шри-ланкийская – скатилась в реформизм и успела даже посидеть в буржуазном правительстве. Маоисты также бывают реформистами и революционерами. Даже в рамках небольшой страны – Непала – есть две маоистские партии: КПН (маоистская), которая ведет вооруженную борьбу с буржуазно-феодальным государством, и КПН (объединенная марксистско-ленинская), которая признает монархию, входила в правительство и действует по реформистских схемам. В Индии, где маоизм господствует в комдвижении, также есть маоисты-реформисты и маоисты, ведущие вооруженную борьбу или готовящиеся к ней.
Изжитость старых противоречий постепенно констатируется и самими левыми, но к этому вопросу нет сознательного подхода. Тяжело расставаться со старыми костюмами, отказываться от привычных схем. Тем не менее, положительный опыт уже есть – в Дании и Норвегии маоисты, сталинисты и троцкисты сформировали единый избирательный список, а затем и единое движение, почти партию. Не будем сейчас оценивать: реформистскими или революционными получились эти объединения, время покажет, важно дургое: налицо констатация факта, что разделение левых сегодня проходит по другим линиям, а не по отношению к сталинскому СССР, маоистскому Китаю, личностям Сталина, Мао и Троцкого.
Старые противоречия стоит отбросить вовсе не потому, что они «усатрели». Не устарело куда более старое деление на реформистов и революционеров, в российской традиции – большевиков и меньшевиков. Просто условия в которых существует левое движение на рубеже 1980-90-х годов радикально изменились. С крушением социалистического лагеря, реставрацией капитализма в СССР, Восточной Европе и в несколько иной форме в Китае завершилась целая эпоха развития и капитализма и мировой революции, начавшаяся победой социализма в России и поражением в Германии. Наступил Ground Zero революционной истории, частично вернулся даже «старый» империализм. Поляризация бедности и богатства, сглаживавшаяся в ХХ веке в ведущих капиталистических странах из-за опасности «повторения СССР», снова достигла уровня 1914 года.
История сделала круг и вышла на ту же точку, но на новом уровне развития. Национальные монополии уступили место транснациональным, либерализм неолиберализму, колониализм – неоколониализму, передовые производительные силы – это уже не двигатель внутреннего сгорания и электрогенератор, а телекоммуникации и генная инженерия и т.д. Соответственно, и революционная теория должна описать своеобразный круг по спирали собственного развития и отбросив противоречия другой фазы витка выйти к развилке необольшевизма и неоменьшевизма.
Массы понимают это лучше революционеров, их мало интересует кто был прав – Сталин, Троцкий или Мао. Их интересуют технологии сопротивления корпорациям, защиты трудовых и социальных прав, их можно заинтересовать идеей коренной ломки общественных отношений, отношений собственности и власти, идеей революции.
Основные составляющие новой левой идеологии и практики также формируются рамках в разных марксистских течений параллельно, поэтому объединение на новых основаниях назрело.
При формировании интегральной марксистской идеологии придется побороть не просто слова: «сталинизм», «троцкизм» и т.д., но и соответствующий стиль мышления. Сектанты скажут: О’кей, нет больше условий для деления на сталинистов, троцкистов, есть только революционный и реформистский марксизм. Но они согласятся признать революционным лишь направление, которое согласится признать все догматы данной секты. Для секты вообще важно не то, что объединяет ее с массовым движением, а то что отличает, делает уникальной. Здесь важны мельчайшие оттенки смысла в толкованиях того или иного «священнного» текста, а не реальные проблемы, стоящие перед реальным движением.
Собственно, придется побороть сам сектантский подход. Здесь можно также найти массу примеров из истории революционного движения. Например, даже глубокие разногласия и взаимная неприязнь не помешали Ленину и Троцкому работать в рамках одной партии в 1917 году, если их политическая линия на тот момент совпадала.
Первоисточник — http://klassenkampff.ru/
