Дочь короля Румынии Михая I подозревают в организации запрещённых петушиных боев в США. 60-летняя Ирина Уокер является дочерью короля Румынии от его брака с принцессой Анной Бурбон-Пармской.
Власти американского штата Орегон подозревают королевскую особу в организации запрещенных петушиных боев — полиция арестовала женщину на основании того, что она вместе с мужем Джоном Уэсли Уокером за последние полтора года устроили на своем ранчо в Орегоне не менее десяти петушиных боев, которые запрещены федеральным законодательством.
Парадокс ситуации в том, товарищи, что в Румынии нет короля. Румыния — республика с 1947-го года. Но вон как, у несуществующего короля есть дочь, проживающая в штате Орегон.
Это мне напоминает, как на одной конференции я встретил русского князя. Или графа — я точно уже не помню, кем он там был, однако его именно так и представили: с дворянским титулом. «А сейчас будет доклад князя такого-то» — всё по-взрослому.
После конференции я решил подойти к князю и поинтересоваться, какой именно страны он князь. В России нет дворянства, во Франции, где русский князь проживает с рождения, дворянство аналогичным образом отсутствует. С какого тогда рожна он князь?
Потому что чей-то наследник? Ну так мало ли кто чей наследник. В те времена, когда дворянство было, люди, разумеется, признавали наследное право дворян, но это не значит, что они признают его до сих пор. В те времена кроме того признавали и деление людей на сорта́, и отдельное законодательство для каждого сорта людей — рода, расы, ранга и так далее. Но если чей-то дальний предок владел когда-то в США рабами, то в нынешних США его потомок уже не имеет права владеть потомками тех рабов, сколь сильно бы он не уверял всех подряд в собственном праве на наследство.
Сын князя, короля, графа или, я не знаю, барона той страны, где дворянство и монархию отменили — ровно такое же никто, как далёкий потомок вождя Ирокезов или Чингиз-хана. А то, что они сами до сих пор считают, будто им принадлежат какие-то особые права (даже если это всего лишь право называть себя «князем»), значит не больше, чем мнение пациента психиатрической лечебницы, уверенного, что он — реинкарнация Наполеона, коронованная Галактическим Советом в Императоры Галактики. И какое-то уважение они, назвав себя «графами», они получат разве что в глазах слабоумных. Не говоря уже о том, что в нынешние времена рождение уже не считается какой-либо заслугой родившегося.
Естественно эта штука работает в обе стороны: рождение в семье бывшего князя не делает человека выше других, но и нельзя обвинять кого-то только за то, что он родился в такой семье. Однако то, что человек именно таким способом представляется, это таки да, кой-чего о нём говорит: иностранный гражданин хочет себе на ровном месте добавить авторитета. Хочет приписать себе виртуальные заслуги и тем возвыситься над окружающими.
Кстати, с русской аристократией исторически получилось именно так. Изначально аристократы были по сути кастой военных. Их феодальный удел выдавался им не просто так, а в обмен на обязанность в случае войны самостоятельно снарядить себя и своих людей всем необходимым. Многие и тогда, конечно, относились к свалившемуся на них счастью как к благодарности Небес за сам факт существования этого человека — особенно те, кто удел получил не в результате совершённых подвигов, а просто по наследству — однако обязанностей не снимали даже с них. Там, где-то между частной собственностью и службой государству, это всё и располагалось.
Но со временем аристократия всё сильнее офигевала от собственного априорного величия, проталкивая отмену всё большего и большего количества обязанностей, но добавляя себе полномочий, пока, наконец, Екатерина Вторая не поставила жирную точку, означающую финал процесса. С того момента дворянство могло почти всё и ничего не было за это обязано. Это, если что, было ещё в конце восемнадцатого века.
По инерции особо идейные всё ещё продолжали делать что-то полезное — шли в армию, например — но тенденцию не обманешь. Если можно и хочется, то в среднем это и будут делать, а потому к Октябрьской Революции дворянство почти целиком было классом-паразитом. Что, разумеется, не могло не сказаться на отношении широких масс населения к означенному классу.
Часть дворян, которые всё-таки сохранили порядочность, про своё дворянство забыли и включились в строительство советского государства. Но это была относительно небольшая часть. А та часть, что побольше, либо просто бежала за границу, либо влилась в ряды белых. Многие сейчас думают, что белые всем сердцем хотели возвращения монархии, сохранения православной веры и спасения страны, но нет, большинство командного состава группировок, называемых собирательно «белые», хотели иного: спасения, сохранения и возвращения собственных привилегий — дворянских, буржуазных, имущественных и прочих подобных. Чтобы «это зарвавшееся быдло» выкинули из власти обратно к плугу, а имения, фабрики и особые права вернули их бывшим хозяевам. Некоторые ради такого были даже готовы сдать Россию, которую они якобы защищали, любому, кто приструнит большевиков. Например, англичанам.
Смысл сего занимательного повествования в том, что эти якобы князья, графья и герцогья в случае с Россией уже даже не синоним «бывших служащих государства Российского», а синоним «класса-паразита». И гордиться своим происхождением их потомкам удаётся только потому, что нам на протяжении двадцати лет по телевизору регулярно показывали дворянские балы, юнкеров и хруст французской булки.
Дескать, это был цвет нации, который уехал. Хрен там. Цветом нации оно являлось лет триста назад, и то с большими оговорками, плюс поправки на особенности тех времён, а уже к концу девятнадцатого века из этого сора разве что малую горстку жемчужин можно было наковырять. В промежутке, соответственно, как-то промежуточно. Мы, конечно, помним Суворова, Кутузова, Багратиона и ещё целый ряд деятелей, но дворян к моменту прикрытия лавочки накопилось под два миллиона, и отдельные примеры, знаете ли, этот общий контрпример скомпенсировать уже никак не могут.
Нормальный человек, таким образом, должен был бы представляться как-то вроде «писатель, лауреат Сталинской премии, Алексей Толстой» или «генерал-лейтенант Михаил Бонч-Бруевич». Можно просто по фамилии, без расшифровок, но вот «князь» или «герцог» — нет, спасибо. Не надо этих беспочвенных понтов — дворян у нас, слава богу, больше нет.
В общем, что-то подобное я собирался изложить князю, не исключено, в более грубой форме. Но внезапно выяснилось, что русский князь по-русски не говорит. По-французски и по-английски ему нормально, а вот с русским не сложилось. Силиться сформулировать всё вышеизложенное на понятном русскому князю языке я не стал. Но недавно, после прочтения короткой заметки, ссылка на которую дана в начале статьи, тот случай как-то всплыл в памяти: больно уж похожа «дочь румынского короля» на не говорящего по-русски русского князя.
Правильно писать, товарищи журналисты, не «дочка румынского короля», а «дочь швейцарского гражданина, называющего себя королём Румынии», если уж вам так хочется уточнений. Согласен, в такой подаче оно звучит не так пафосно, однако оно и на самом деле не так пафосно. Король — не король, и дочь его не «королевская особа».
Правда, в случае с данным румынским королём ситуация несколько сложнее. Он, пробыв много лет марионеткой фашистского правительства, в удобный момент возглавил его арест, объявил войну Германии и примкнул к Советскому Союзу. После отмены монархии эмигрировал, жил в Швейцарии. В попытках вернуть трон не замечен, но женился таки на принцессе и продолжает считать себя принцем. То есть реальные заслуги у него всё-таки имеются, не смотря на все придури с дворянскими титулами.
Есть ли заслуги у пресловутого князя, выяснить не удалось, однако логика именования должна быть ровно той же. Если он настаивает на княжеском титуле, то называть его в этом случае следует «французский гражданин, называющий себя русским князем». Дабы дурь видна была.
У нас свобода слова, во Франции тоже. Каждый имеет право считать себя кем угодно, но и остальные тоже имеют право считать его тем, кого они в нём видят.
