В жизни довольно часто бывает, когда вроде бы удачное развитие ситуации неожиданно приводит к очень печальному финалу. Особенно подобное присуще развитию сложных систем – от техники до политики, где часто требуется выбор между действиями, ведущими к локальному выигрышу и действиями, определяющими победу в далекой перспективе. Несмотря на кажущуюся простоту выбора, он является далеко не тривиальным: зачастую локальные проблемы кажутся много более значимыми, нежели более далекие общесистемные. Зачастую следование удачно выбранной «локальной» тактике приводит к очень серьезным последствиям. Например, одним из величайших примеров подобного может служить судьба Михаила Сергеевича Горбачева и проводимой им политики, получившей название «Перестройка».
Когда в 1985 году Михаил Сергеевич Горбачев был избран генеральным секретарем ЦК КПСС, никто не мог бы сказать, что это будет последний генеральный секретарь в истории партии. Более того, никто не мог предполагать, что этот политический деятель окажется тем, кто приведет СССР к гибели и станет символом мирового проигрыша социализма. А сам Горбачев войдет в историю, как первый руководитель могущественнейшей державы, занимающийся на старости лет рекламой пиццы.
Новый партийный руководитель не выглядел фигурой, способной привести страну к гибели. Напротив, достаточно молодой и деятельный генсек, возрастом (54 года) много моложе и семидесятилетнего Андропова и семидесятичетырехлетнего Черненко, казался гораздо более подходящим к быстроменяющейся современной жизни, чем они. Конец «геронтократии» сам по себе был мощнейшим стимулом развития, тем более, что Горбачев начал достаточно энергично. Разумеется, некоторые из принимаемых им действий, например, антиалкогольная компания, выглядели достаточно странно, но в целом генсек повел весьма ожидаемую линию на «ликвидацию недостатков». К ней можно отнести и начало «борьбы с коррупцией», которая до сего дня является вечной темой советских, а затем и российских властей, начало борьбы с «нетрудовыми доходами», браком на производстве (введение госприемки) и т.д.
Отсюда видно, что Михаил Сергеевич мыслил развитие СССР отнюдь не в направлении развала страны. Ничего из того, что было предпринято им в начальный период, не должно было, по идее, привести к такому финалу. Напротив, эти действия лежали в направлении «генеральной линии» партии, намеченной еще при Андропове, и должны были привести к модернизации экономики и ускоренном развитии страны. Даже пресловутая «борьба с пьянством» основывалась не на бредовых идеях Е.К. Лигачева, как это часто считалось в дальнейшем, а на вполне четко выверенном факте – алкогольной сверхсмертности советских мужчин, у которых «вино» отнимало лишних пять лет жизни. Вполне адекватная причина для начала компании, пускай и заведомо приносящей немалые убытки.
Но уже в антиалкогольной компании проявилась существенная особенность нового генсека. Начавшись с вполне обоснованных действий, вроде повышения цен на алкоголь (прежде всего, крепкий) и усиление борьбы с его употреблением, эта компания очень быстро перешла все разумные границы, приведя к почти полному уничтожению советского виноделия. Несмотря на то, что основным источником «сверхалкоголизации» было, прежде всего, употребление низкокачественных напитков и суррогатов – понятно, что алкоголики распивали не пятизвездочный коньяк – основной удар был нанесен именно по качественным винам и коньякам, как наиболее уязвимому производству. Реакцией на это стала постепенная отмена компании уже через два года после начала.
Самое интересное тут именно то, что все проблемы с проведением компании довольно легко просчитывались на момент ее начала. Спланировать ее так, чтобы наилучший результат был достигнут с минимальными потерями, можно было достаточно легко. Но советское руководство предпочло наихудший вариант развития – то есть начать компанию, пустив ее, по сути, на самотек, а затем ликвидировать последствия. Но это не относится только к данному моменту. Подобная тактика оказалась присуща всему правлению Горбачева, как таковому, приведя его в конечном итоге к пресловутой рекламе пиццы.
То же самое направление на модернизацию советского хозяйства, получившее название «Ускорение», оказалось очень быстро свернуто. Официального объяснения этому не было, но неофициально считается, что причиной стала невозможность быстрого получения результатов. Последнее смешно – период окупаемости подобных программ легко подсчитывается и ясно, что он много больше отведенных программа двух лет. Но для Горбачева подобное было, как и в случае с антиалкогольной компанией, откровением.
Разумеется, подобное отношение можно отнести и к остальным действиям советского руководства вплоть до его печального конца. От закона «о государственном предприятии (объединении)» 1987 года, приведшего к разрушению советской экономической системы и ставшего моментом реальной гибели социализма и отказа от монополизации внешней торговли до развертывания предпринимательской деятельности в стране, где существовал реальный недостаток ресурсов. Все это имело вполне просчитываемые последствия, и отсюда проводимый Горбачевым курс для многих кажется довольно сомнительным.
Именно то, что генсек своими действиями методично вел страну к углублению проблем, стало основой для появления разного рода конспирологических теорий про то, что Горбачев изначально стремился к уничтожению СССР. Масла в огонь подлил и сам бывший генсек, заявивший в 1999 году, что целью его правления было уничтожение коммунизма. Однако тут проявляется как раз известная дилемма — если Горбачев врал все время, когда руководил СССР про то, что его цель — развитии социализма, то почему он должен говорить правду о своем антикоммунизме в 1999 году? Впрочем, это понятно – человек, который руководил сверхдержавой, не может признать своим высшим достижением место рекламщика пиццы. Так что декларируемый антикоммунизм Горбачева – это, как минимум, спорный вопрос.
Но, тем не менее, проводимый Горбачевым курс ясно привел именно к гибели СССР. Как это объяснить? На самом деле, ничего странного в этом нет. В данном случае мы имеем дело с так называемой социальной ловушкой: ситуацией, когда действия в направлении решения неких проблем неизбежно приводит лишь к их усугублению.
На самом деле, это довольно распространенная ситуация, причем имеющая аналоги в иных областях. Например, в технике и технологии подобному состоянию соответствуют так называемые технологические ловушки – когда ставка на одну, крайне эффективную технологию, приводит к невозможности перехода на альтернативное развитие в связи с затратами всех наличных ресурсов на поддержание этой сверхтехнологии. Вплоть до того, пока эти ресурсы не закончатся. В биологической эволюции подобное проявляется в появлении сверхприспособленных видов, гарантированно вымирающих при малейшем изменении внешних условий. И т.д.
На самом деле, проводимая Горбачевым политика имела очень существенный недостаток: она определялась только одним – необходимостью самого Горбачева находиться на вершине власти. Может показаться, что подобное не страшно – ведь подавляющее большинство правителей мотивируют свои действия именно этим моментом. Дело в том, что правитель, как таковой, не обладает абсолютной волей в своих решениях – даже если он является абсолютным монархом, то его действия ограничиваются интересами правящих классов. Так, например, русские цари, начиная с Екатерины II, четко декларировали желание, освободить крестьян, но провести подобное не могли, так как подобное противоречило интересам дворянства. В случае же, если правитель не обладает «божественным правом королей», ситуация еще сложнее – любой избранный представитель власти обязано оглядываться на своих избирателей, и официальных, и реальных.
В случае Горбачева ситуацмя в этом смысле была не хуже и не лучше других. Определяя приоритеты своей политики, он, в первую очередь, ориентировался на то, приобрести как можно больший вес в своем окружении. Власть его была далека от абсолютной, тем более, что он прекрасно помнил, как поступили с Никитой Сергеевичем Хрущевым, как только его политика стала противоречить интересам номенклатуры. Образ Хрущева довлел над Горбачевым, как вполне возможный вариант развития, тем более, что новый генсек не обладал высоким авторитетом в партии. Именно поэтому оптимальной для него была политика снижения партийного авторитета, как такового, направленная на недопущение появления сколь-либо серьезного конкурента. Однако, именно удача подобной политики стала одним из тех моментов, которые привели Горбачева к столь печальному концу.
На самом деле все «странные» с точки зрения развития СССР моменты прекрасно объясняются именно этой особенностью последнего генсека. Любая компания, любое действие имело только один смысл – увеличение личной популярности Горбачева. Опытный аппаратчик, он умело вытаскивал один козырь за другим, старательно выстраивая пирамиду своей власти. Горбачева можно назвать первым советским популистом в «классическом» значении этого термина, изначально он огромное внимание придавал своему имиджу. «Псевдонародность» нового генсека, способного часами говорить «без бумажки» (что не так уж и трудно, если речь вести общими словами), «встречи с массами» — это при том, что ничего нового правитель ни сказать при этом, ни услышать не мог, а безопасность в СССР была крайне высока. Наконец, Горбачёв пошел вплоть до конца своего правления проводил политику повышения зарплат, рост который в 1980 превысил рос производительности труда.
В целом, популизмом была проникнута и общая политика генсека. Даже пресловутая антиалкогольная компания, бывшая одним из серьезнейших «проколов», определялась тем, что генсек хотел оказаться правителем, победившим «зеленого змея», эту извечно русскую беду. Неудача антиалкогольной компании только усилила стремление Михаила Сергеевича к популизму – надо было «выбирать» полученный провал. В дальнейшем подобное «усиление» после каждого провала определило курс проводимой им политики – делать то, что, по мнению Горбачева, было наиболее ожидаемо народом. Как не удивительно, но несмотря на некоторые огрехи, в целом Горбачев имел адекватную картину «народных желаний» и все его инициативы принимались хорошо.
Но при этом горбачевские инициативы имели оборотную сторону – по мере их реализации происходило не разрешение, а усиление существующих проблем. Если вначале правления Горбачева экономические трудности еще? по сути, не ощущались массами, то к его концу ситуация стала невыносима. Дефицит, которые вначале охватывал только ряд наиболее востребованных товаров к 1990 году, охватил все. Трудно сказать, существовал ли в это время массовый товар, на который не было бы введено талонов – в «свободной продаже» не осталось даже спичек.
Рассматривать реальные проблемы Советского Союза, а равно и то, что приводило в конце-концов к дефициту надо отдельно. Здесь же можно просто отметить, что каждая из «итераций» горбачевских реформ ситуация только ухудшалась. Так что каждое последующее действие имело своей причиной ликвидацию последствий действий предыдущих. Ставка на модернизацию промышленности, сделанная изначально, привела к росту заработной платы. Так как завершена она не была, то ожидаемый прирост производительности труда не смог покрыть этот рост. Надо ли говорить, что в условиях фиксированных цен рост дефицита при этом был неизбежен?
Этот рост неизбежно пытались блокировать повышенными закупками из-за рубежа и ставкой на усиление производства потребительских товаров внутри страны. Но если первое просто приводило к увеличению госдолга, то второе поставило крест на идее модернизации – так как все свободные ресурсы уходили на развертывание этого производства. Начавшаяся модернизация, таким образом, оказалась остановлена, и выделенные на нее средства оказались потрачены впустую. Не меньший вред нанесла также ставка на первоочередное производство потребительских товаров: эффективность их выпуска зачастую на неприспособленных к подобному предприятиях (особенно оборонных), была низка, а производственных мощностей, потребных на развертывание соответствующего оборудования, не было. В результате чего нужный результат оказался не достигнут, и рост дефицита продолжался.
Но Горбачев обязан был решить эту проблему, потому что иначе его популярность упала бы ниже приемлемой. И, надо сказать, он принялся ее решать, причем в том направлении, которая для позднего СССР являлась «естественным», то есть наиболее ожидаемым. В направлении увеличения самостоятельности предприятий, экономической стимуляции и предприятий, и работников. Сколько там было всего: хозрасчет, бригадный подряд, «аренда» в сельском хозяйстве) и тому подобное. Результат был, конечно, «немного предсказуем». Чем более развивалось экономическое стимулирование, тем большее количество средств уходило на него, и тем меньше вкладывалось в развитие производства. Рост зарплат снова зашкаливал, и товаров в магазинах становилось все меньше.
Развертывание кооперативов, которые «потенциально» должны были создать товарное изобилие, привело к тому, что исчезло последнее. Дело в том, что в условиях недостатка ресурсов все, что можно, перетекало из государственного в формирующийся коммерческий сектор. Сама возможность перекачки средств была таким мощным стимулом для новоявленных «деловых людей», что об эффективности производства они предпочитали не думать. Даже если кто и отказывался от торгово-закупочно-посреднической деятельности и развивал собственное производство, все равно имели эффективность, много меньшую, нежели специализированные предприятия. Хотя за счет свободных цен получали много большую прибыль на единицу продукции.
В общем, идея развернуть эффективное частное (или кооперативное) производство, дополняющее «неэффективный» госсектор оказалась столь же ошибочной, как и вся остальная политика Горбачева. Единственным следствием этого стал тотальный дефицит и разбалансировка экономики.
Таким образом, можно увидеть, что Горбачев попал в типичную социальную ловушку, вызванную высокой эффективностью начальной популистской политики. Будучи изначально «слабой» фигурой (хотя и опытным аппаратным игроком), он прекрасно понимал, что его верховенство есть всего лишь компромисс между разными группами номенклатуры. Именно это и заставляло Горбачева искать «сильные ходы», выходящие за грань традиционной аппаратной политики. Поставив раз на «популизм», Горбачев оказался его заложником. Он не мог уже проводить «медленные» реформы, не дававшие немедленного результата, вроде планировавшегося в начале его правления «ускорения, пускай они и могли бы решить в будущем многие проблемы. Но Горбачева не интересовало будущее, он мог и хотел вести только «ближнюю игру».
Тут нет смысла рассматривать все совершенные Горбачевым ошибки. На самом деле, помимо экономики, их великое множество в самых разных областях. Что стоит только заигрывание с националистическими силами в национальных республиках, которые рассматривались генсеком, как удобная форма давления на местные элиты. Это, на какое-то время, вполне могло обеспечить их лояльность Горбачеву, но последствия этого шага оказались ужасными. Или можно взять принятый во время Перестройки курс на «очернение» советской истории, выраженный в вытаскивании на поверхность самых неприятных и неоднозначных ее моментов. Это тоже имело локальный положительный эффект для Горбачева, но также оказалось глобальной ошибкой.
Можно сказать, что именно фокусировка внимания на локальном и полная потеря глобальной перспективы привела Горбачева, в конце концов, к злополучной пицце. Будучи аппаратчиком, он уверенно ориентировался в «ближайшем круге» проблем, сумев получить к концу своего правления единоличную власть, заняв пост президента СССР. Правда, одновременно с этим этот политик довел СССР до состояния полного системного кризиса, приведшего к распаду.
И напоследок… В рамках изучения общественных ловушек нет смысла рассматривать альтернативы произошедшему. На самом деле, можно предположить, что в советском руководстве мог бы появиться руководитель, имеющий иную логику действий, нежели незабвенный Михаил Сергеевич. Но вероятность подобного появления крайне мала. Реально само номенклатурное устройство СССР стало той ловушкой, в которую попала страна, не сумев в свое время совершить рывок, поднявший бы ее на новый уровень развития. Этого не случилось.
Но у нас остался урок, позволяющий понять «принцип работы» «социальных ловушек», что крайне важно для того, чтобы суметь не попасть в них на новом витке развития. В конце-концов, у нас есть пример успешного выхода из гораздо более безвыходной ситуации – речь идет о России 1917-1920 годов, когда страна не только сумела восстановиться из наихудшей в ее истории ситуации, но и стать на путь, приведший ее к победе. Именно эта ситуация показывает, что все потеряно никогда не бывает, и это дарит нам определенную надежду. И нам остается учиться, учиться и на победах, и на поражениях.
