В последнее время в связи с событиями на Юго-Востоке Украины стал актуальным вопрос об отношении к ним. Образование ДНР и ЛНР, объединение их в Новороссию, производимая против них Киевом карательная операция и разворачивание сопротивления ей поставили перед российскими и украинскими левыми очень серьезные вопросы.
В частности, вопрос о том, как им следует относиться к данным событиям. Дело в том, социалистические идеи не стали основанием политики новопровозглашённых республик. Более того, чем дальше, тем меньше остается надежды на то, что подобное вообще может случится. И если наметившаяся ранее тенденция к национализации предприятий украинских олигархов давала хоть какой-то повод для «натягивания совы на глобус», то на прошлой неделе устами премьер-министра ДНР А.Бородая было прямо заявлено, что руководство этих республик никаких планов национализации не имеет.
Об их национализации речь не идет. Мы никакого отношения к коммунистам, которые что-то хватают и национализируют, не имеем. Мы уважаем право частной собственности.
Бородай нанес последний удар по мечте левых о том, что новые государства станут неким зародышем будущей социалистической государственности. Впрочем, стопроцентная вероятность подобного исхода было ясна и до этого. При всей неоднозначности «русской весны» она изначально несла какой угодно, но только не социальный характер. Интересно даже не то, что во главе Новороссийского Сопротивления оказались бизнесмены и чиновники, а самой харизматичной его фигурой оказался бизнесмен, антикоммунист и «белоделец» Стелков.
Еще более важным свидетельством параллельности Сопротивления и социалистических идей является практически полная «развязка» между действиями ополченцев и рабочим движением. Тут дело даже не в том, что не идет формирование рабочих отрядов, которые, с одной стороны, могли бы стать серьезным подспорьем для новых республик, а с другой — могли бы послужить основой будущего рабочего самоуправления. Но даже «элементарный минимум», с которого должна начинаться любая борьба — всеобщая забастовка — отсутствует. Работники большинства предприятий продолжают, как не в чем ни бывало, ходить на работу. Одно это уже показывает, что никакой социалистической основы в Донецком или Луганском сопротивлении нет.
Так что же, получается, что события в Новороссии носит исключительно реакционный характер и единственным их результатом является бессмысленная гибель людей и разрыв единой украинской нации? И получается, что в самом лучшем случае можно говорить о том, что ДНР с ЛНР аналогичны Киеву? Если не хуже? Разумеется, нет. Как и для каждого сложного процесса, для событий в Новороссии то, что кажется очевидным на первый взгляд, оказывается неверным.
* * *
Для понимания характера борьбы в Новороссии очень важно понимание ее генезиса. Дело в том, что Новороссия – очень молодая структура, еще полгода назад ее существование было невозможно даже предположить. Именно этим она и интересна: дело в том, что при в привычном понимании (например, при распаде СССР) новые государства – в том числе и Украина – образовываются по «старым» административным границам. То же происходит и при дальнейшем процессе распада — например, в Грузии, где откололись Абхазия и Южная Осетия. Так могло бы произойти в России, если бы Чечня смогла добиться независимости. Наверное, единственным исключением выступает Приднестровье в Молдавии, но о нем ниже.
При всем подобная схема довольно легко укладывается с «типовую» националистическую схему. Дескать, существует некая нация, угнетаемая другой нацией, она «освобождается» и образует свое государство. Эта схема проста и понятна, а главное, она в целом корректно описывает тот же распад СССР. Правда, корректность заканчивается на «верхнем уровне», при попытке «копать дальше» становится понятным, что что-то тут не так: оказывается, в СССР целые регионы записывались в ту или иную «нацию» абсолютно произвольно, исходя из локальной целесообразности. Наиболее ярким подобным примером является Крым, но разумеется, Крымом тут дело не исчерпывается.
Но образование Новороссии уже абсолютно не вкладывается в вышеприведенную «типовую» схему. Как ни крути, но «Новороссийской АССР» или «Донецкой АССР» в УССР не было. Не было ее и на современной Украине. Более того, не существовало даже самого понятия «Донецкая нация» или «Луганский народ».Эти регионы не имеет никакой языковой или диалектной разницы между ним и соседними областями — как, например, русины, крымские татары или галичане. Но, как не удивительно, именно в этой, в общем-то однородной области и произошло выделение в отдельную общность. Для человека, находящегося в рамках «традиционной парадигмы» подобное необъяснимо.
Это положение вызвало появление такой, в общем-то странной, идеи, что Новороссия сформирована искусственно, силами России. Которая ждет — не дождётся того момента, когда можно будет «откусить кусок» от соседней Украины. Ошибочность и бредовость этой идеи давно доказана, и делать этого я не буду. Отмечу только, что она явно игнорирует прямой отказ России от принятия непризнанных республик в свой состав, и закрою тему. Но, тем не менее, «аномалия» «новороссийского прецедента» остается.
* * *
Но, тем не менее, разрешить проблему этой «аномалии» возможно. Для лучшего понимания данного процесса сделаем некоторое отступление. На постсоветском пространстве есть один прецедент, который напоминает этот случай. Речь идет о Приднестровской Молдавской Республике – непризнанном государстве, существующем с 1990 года. Как и в случае с Новороссией, в случае с ПМР можно отметить то, что до ее образования никакого особого приднестровского выделения из «молдавской общности» не существовало. Разумеется, в истории земли Приднестровья имели иную судьбу, нежели «основная» Молдавия, в частности, они не подвергались румынской оккупации в 1917 году, но к 1990 году эти последствия уже мало что значили. Никакого особого выделения из общереспубликанской среды жители Приднестровья для себя не требовали и прекрасно жили в условиях МССР.
Все изменилось после объявления Молдавской ССР независимости. Еще до формального выхода республики из СССР одним из самых важных аспектов этой независимости стало требование перейти исключительно на молдавский язык, который, к тому времени был к тому же переведен на латинский алфавит. Это привело к тем же последствиям, что и аналогичные действия на Украине почти четверть века спустя. На первый взгляд, кажется, что и тут дело «обыкновенном» национальном конфликте, но при внимательном рассмотрении становятся видными крайне интересные детали.
Вопрос о языке, при всех своих тонкостях, имеет крайне важное значение в экономической жизни страны. Основное его применение (кроме личного общения, которое вряд ли кто может регламентировать) – это деловая переписка. Современная экономика генерирует огромное количество текстов, начиная с деловых писем и заканчивая инструкциями пользователя. Именно эта область применения языка, несмотря на свою скрытость от постороннего взгляда, определяет удобство или неудобство граждан. В самом деле, можно отказаться от художественной литературы, можно не смотреть телевизор и не читать газет (для блага желудка, как советовал Булгаков). Но вот отказаться от использования языка в работе – невозможно, так же как и отказаться от самой работы. Что поделаешь – человек проводит на рабочем месте где-то треть жизни.
Именно поэтому требование молдавских властей перевести всю деловую переписку на молдавский язык было встречено Приднестровьем крайне враждебно. Именно в связи с этим и началось выделение региона в отдельную общность. Если до этого особой разницы о том, кто ты: молдаванин, русский, болгарин или украинец – не делалось, то после перехода Кишинева к жестким языковым требованием начался процесс, который через несколько лет завершился образованием совершенно отдельной общности – ПМР. Рассматривать подробно приднестровский конфликт я не буду – это было сделано не раз, и не два. Отмечу только самое важное: несмотря на то, что причина для конфликта может показаться несерьезной — в конце-концов, вся остальная Молдавия так же перешла на этот язык — тем не менее, это не так.
Основная разница между ПМР и Молдавией, которая стала Молдовой состояла в том, что Приднестровье – это промышленно развитый регион. Так уж сложилось исторически. Приднестровье давало большую часть электроэнергии (Молдавская ГРЭС) и черной металлургии в МССР. Приднестровье имело развитую легкую промышленность и машиностроение. Т.е. речь стоит вести о изначально сложном и развитом производстве. Доля сельского хозяйства, для которого производство проще и требования к деловой документации проще, в Приднестровье была невелика.
И уж тем более незначительно было в регионе влияние гуманитарной и творческой интеллигенции, которая концентрировалась в Кишиневе. Именно она гуманитарная и, особенно, творческая интеллигенция и выступала главным «застрельщиком» «молдавиезации» и «румынизации», и главным лоббистом закона о языке (Изначально этот закон был инспирирован Союзом Писателей!). Она же была и главным бенефициаром в данном процессе (или, по крайней мере, мнила себя им). Почему – понятно: раз становиться актуальным формирование «национальной культуры» (тем более, отрицающей культуру советскую), тем больше благ может пролиться на «формирователей». Конечно, в реальности все оказалось менее блестящим – вместо пресловутой «национальной культуры» большую часть культурного багажа молдаван заняла интернациональная массовая культура, так что количество полученных благ оказалось крайне ограниченным. Но, тогда, в 1989 или 1990 году подобное было весьма не очевидно.
Впрочем, «модлавиезация» и, тем более, «румынизация» многое сулила вообще всем своим адептам. Это означало, что носитель «правильного» языка получал огромные преференции и жизни, как то возможность занятия более высоких постов, возможность выигрыша конкуренции и т.п. То, что промышленность, естественная наука и т.д. при этом будет загнана в ступор, никого не волновало. Как и весь остальной СССР, Молдавия надеялась попасть в капиталистический рай при одновременном отказе от промышленности. (И не спрашивайте меня, как это собирались сделать. Но промышленность в позднем СССР ненавиделась дружно – по причине высокого уровня отчуждения. Считалось, что локомотивом развития станет сельское хозяйство и туризм, на который, почему-то возлагались сказочные надежды).
Что же касается Приднестровья, то оно, при данном раскладе – даже если бы он был верен – однозначно проигрывало. С самого начала регион должен был стать «основной жертвой» ради грядущего процветания Молдовы. Промышленный и русскоязычный, он получал от независимости только проблемы, потребности его население сбрасывалось кишиневскими гуманитариями за рамки рассмотрения. Не удивительно, что в данном случае Приднестровье сразу же оказалось в оппозиции к «демократическому» режиму. Ну, а дальше случилось то, что случилось – начался приднестровский конфликт, с его дальнейшей эскалацией, перешедший в своей финальной стадии в вооруженное столкновение, с обстрелом городов артиллерией и авиацией. Эту финальную стадию конфликта удалось загасить только действиями российской 14 армии. В результате образовалась та самая непризнанная ПМР, которая готова на что угодно, только бы не быть молдаванами.
* * *
Таким образом, ситуация с Приднестровьем дает ключ к пониманию феномена Новороссии. Да, вопреки мнению большинства автором, это не национальный конфликт в «классическом понимании». До известных событий зимы 2014 года жители Юго-Востока Украины и не помышляли о том, что они представляют собой какую-то отдельную нацию. На самом деле вообще никто – за исключением явных фриков – не мог предположить, что они будут выделены из общего украинского социума, и более того, будут ввергнуты в вооруженный конфликт с ним. Подавляющее большинство жителей региона были абсолютно лояльны Украине.
Но победа «майдана» в феврале 2014 года все кардинально изменила. Говорить о той сложной совокупности причин, что привела к ней, тут нет смысла. Можно заметить только, что рассмотрения сценария падения Украины в хаос лежит за рамками «классической» политологии и вообще, классических представлений. Но одно очевидно – те силы, что пришли на «гребне Хаоса», изначально не планировали благополучия и успеха для всей страны. Хаос дает огромные возможности для решения локальных и индивидуальных задач (вроде прихода к власти), но за счет глобального проигрыша. То есть, для того, чтобы некто мог выиграть, большинство однозначно должно проиграть. Причем, наиболее выгодно, чтобы проигрывала самая развитая и структурированная часть – из разрушение этой структуры «адепты Хаоса» и будут черпать энергию для своей победы.
Поэтому не удивительно, что на роль «жертвы» был определен Юго-Восток. На самом деле, вопрос не столько в ненависти «западенцев» к русскоязычному населению – тем более, что среди новых властителей представителей Галиции не так уж и много – сколько в том, что промышленно-развитый регион давал гораздо больше преимуществ при его утилизации. В этом смысле даже пресловутое отношение к языку – с идеей полностью исключить русский из деловой и государственной документации – лежит в этой же плоскости. Речь идет ровно о том же механизме, что был применен в Молдове: если знание «мовы» становится определяющим навыком, то это дает укроязычным эксклюзивные права.
В результате, киевские властители получают великолепный механизм привлечения своих сторонников без особых затрат: достаточно того, что они могут занимать более высокие места в социальной иерархии, чем люди, плохо владеющие украинским языком. То, что при этом, как и в Молдове, становится невозможным какая-либо сложная работа — никого не касается. Это — проблемы будущего, а для хаоса будущего нет.
Юго-Восток, как богатый и мало украинизированный регион прекрасно подходил для того, чтобы стать «местом для кормления» сторонников новых властей . (Опять же, при «обратной ситуации» смысл, во многом, теряется: ну не получится особенно широко пошиковать, получив «на кормление» бедный Запад. Именно на этом и «прокололся» Янукович). Кроме того, надо учесть, что промышленный Юго-Восток вполне привлекательным выглядел в плане торга с Европой – как регион, имеющий какую-то ценность. И тут тоже важным является ликвидация малейшей его субъектности – чтобы, не дай бог, не было соблазна самому выйти на «торги», миную «киевских посредников». Ну, и наконец, надо учитывать, что само движение Украины в Третий мир неизбежно вызывало известную перестройку ее структуры, с установлением явного господства столицы – мегаполиса и ориентации на деклассированную и отчужденную рабочую силу (гастарбайтеров) в противовес «классическому пролетариату». В рамках этой парадигмы возрастающее господство Киева должно было сопровождаться дальнейшем обнищанием регионов и демонтажем региональной инфраструктуры.
В общем, классический пример капиталистической конкуренции, примененный к стране. Победитель получает все ресурсы побежденного — Vae victis! Так было со времен формирования классового общества. Правда, долговременная стратегия, обыкновенно, ограничивает эту конкуренцию, поскольку в конечном итоге она приводит к проигрышу всех — но в условиях господства Хаоса не до долговременных стратегий. Поэтому то, что произошло с Приднестровьем и происходит с Донецком и Луганском, неудивительно. Неудивительно и то, что население этих регионов отказывается от лояльности центральным властям и переходит в конфронтацию с ними. В ситуации господства «коротких стратегий» и «локальных» интересов никакого национального консенсуса быть не может.
Таким образом, можно понять, что же происходит сейчас в Новороссии. На самом деле, это национально-освободительная борьба – но очень своеобразная. За свою свободу и жизнь борется не «классическая» нация, но общность, выделяющая себя и выделяемая из национальной целостности подобно нации. Эта общность отличается от остальной Украины не языком или культурой, а способом производства: в то время, как основная часть страны, включая столицу, прошла через массовую деиндустриализацию, Юго-восток остается преимущественно индустриальным регионом. Именно поэтому то, что приемлемо для остальных, для него оказывается враждебным. Причем, чем дальше идет противостояние, тем сильнее идет это выделение, тем более важными для всех становятся отличия: процесс имеет «автокаталитческий» характер. И очень возможно, что отыграть назад теперь уже невозможно. .
Кстати, системными же свойствами можно объяснить то, что те регионы Юго-востока, что не вошли в образованную Новороссию (например, Днепропетровск), проявляют все большую к ней враждебность. И если изначально это деление определялось некими субъективными факторам (Днепропетровск – «вотчина» Коломойского), то чем дальше, тем само деление становится самоценным. В итоге, если Новороссии удастся выдержать натиск Киева, то он вполне может превратиться в отдельную, по отношении к Украине, нацию.
* * *
Теперь мы можем дать оценку случившемуся, решить –стоит ли поддерживать ДНР и ЛНР или нет. Понять, является ли их образование прогрессивным шагом или ведет к регрессу. Тут надо помнить, что прогресс – понятие объективное и не зависящее от нашего восприятия. «Классический капитализм», например, с точки зрения восприятия весьма мерзкое зрелище, с огромной степенью отчуждения и нищетой эксплуатируемых слоев – и по сравнению с ним буколическая картина феодального крестьянства будет, несомненно, выигрывать. Но с точки зрения развития производительных сил и производственных отношений ситуация обратная – капитализм тут более прогрессивный строй. Данное противоречие разрешается тем, что именно капитализм позволяет создать условия, которые в свою очередь, позволят перейти к построению справедливого общества – социализма. А построить социализм из феодализма, как бы не привлекательной была его буколика, и как бы не близкой социализму не казалась крестьянская община – невозможно.
Впрочем, это отдельная большая тема. Пока же можно сказать, что наличие индустриального производства (и рабочего класса) – необходимое условие для перехода к социализму. Совершить подобный переход в деиндустрализированном обществе, сколь бы привлекательным оно не казалось, невозможно.
Именно поэтому, рассматривая события в Новороссии, можно увидеть, что они действительно несут прогрессивное значение. Защищая свой край от деиндустриализации, буржуазные защитники самопровозглашенных республик стоят на защите прогресса. Не являясь ни в малейшей степени левыми, они, тем не менее, желают сохранить существующий уровень производства, не желают превращения населения в деклассированных гастарбайтеров, работающих в Европе или в жителей Третьего мира, ведущих свое натуральное хозяйство. И в этом плане, они, как не смешно звучит, «играют» на стороне мировой революции.
Вот это важно. А Православие, «белое дело», казаки, отношение к ЛГБТ, вообще «имперство» и «ватничество», что столь отпугивает некоторых левых – мелочи, не имеющие никакого значения по сравнению с базовым направлением. Это не более, чем антураж, скрывающий под собой действительно важные вещи. В 1917 году не Православие, ни казаки не смогли сыграть сколь либо серьезной роли, и вряд ли сыграют в этот раз. Впрочем, подобное относится не только к Украине…
