Любопытно сравнить, как постепенно изменялась атмосфера публичных церемоний в СССР, какими они были до и после 1964 года. Если проанализировать реплики в текстах официальных речей и докладов, то становится очевидно, что их «серьёзность» неуклонно возрастала.
Конечно, едва ли надо доказывать, что и Ленин, и Сталин любили пошутить. И в публичных выступлениях, и в частных разговорах.
В речах Ленина (за пять советских лет) находим около 50 случаев смеха слушателей, у Сталина за 20-30-е годы – около 200. А во всех речах Брежнева с 1964 по 1982 год смех отмечен менее 10 раз!
Всё меньше смеялись на съездах партии, особенно во время их самой торжественной части – отчёта ЦК. Например, в 1939 году, слушая доклад Сталина, делегаты засмеялись одиннадцать раз. В 1961 году, слушая доклад Хрущёва, – пять раз. А в 1966 году доклад Брежнева прервался смехом только один-единственный раз. Писатель Михаил Шолохов, во время речи которого на том же съезде засмеялись целых 14 раз, счёл нужным извиниться: «Прошу прощения за то, что я разрешил себе улыбнуться на этой высокой трибуне».
«Смех в зале».
В 1981 году во время отчётного доклада генсека на съезде КПСС лишь однажды промелькнула некая тень улыбки – возникло «оживление в зале». Это произошло, когда Брежнев припомнил комический сюжет фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром». А на следующем съезде (1986 год), во время политического доклада Горбачёва, не было даже такого лёгкого «оживления»! Царила торжественная, благоговейная тишина, прерываемая только аплодисментами. Советский Союз стоял накануне своего крушения…
Нередко победу этой «похоронной» серьёзности объясняли тем, что, мол, сам Брежнев не понимал шуток, не имел чувства юмора. И его серьёзность и нелюбовь к шутке якобы наложила отпечаток на портрет эпохи. Но в действительности всё обстояло ровно наоборот – Брежнев любил и шутить, и смеяться. А. Аджубей замечал: «Редко я видел его хмурым. Он излучал оптимизм». Кремлёвский врач-стоматолог Алексей Дойников рассказывал: «Вообще это был весёлый человек. Ко мне в кабинет он ни разу не входил без шутки. Причём они всегда были красивые и остроумные». «Анекдоты умные любил, – замечал Александр Бовин, – но не любил скабрезные».
Некоторые шутки Леонида Ильича со временем сами превратились в нечто вроде анекдотов. Рассказывают, например, такой случай. Первый секретарь Крымского обкома, встречая однажды Брежнева, пошутил, что крымчане к приезду генсека постарались на славу: приготовили хорошую погоду. «Запомните, – тотчас в тон ему возразил Брежнев, – погода делается в Кремле!». Другой раз, когда заговорили о погоде, Леонид Ильич сказал: «Ну вот, стоит мне улететь, как ерундить принимается даже погода!»
Брежнев с Фиделем Кастро
Когда принимался план на 1977 год и речь зашла о малом поголовье скота, Леонид Ильич насмешливо заметил: «Сколько раз я вам говорил: заведите два раза в неделю постные дни». В 1970 году генсек осматривал дом-музей семьи Ульяновых (в бывшем Симбирске). В столовой гид сообщил ему: – А здесь Ульяновы обедали. – Надеюсь, не за казённый счёт? – тут же сострил Брежнев.
Рассказывали, что городские власти встревожились от этой шутки и спешно отменили намеченный великолепный банкет. Редкие деликатесы и напитки попали в обычные магазины…
Брежнев с президентом США Никсоном
Самые серьёзные мысли Брежнев старался облечь в форму шутки. Например, уговаривая одного из соратников перейти на менее значимую должность, сказал ему: – Надо дать дорогу молодым товарищам, подержался за власть, дай другим подержаться.
В фольклор вошла одна «международная» шутка Леонида Ильича. В 1966 году в СССР приехал президент Франции Шарль де Голль и Брежнев показал ему пуск межконтинентальной баллистической ракеты. «Такая же ракета и на Париж нацелена?» — будто бы спросил потрясённый зрелищем де Голль. Брежнев улыбнулся и поспешил «утешить» генерала: «Не беспокойтесь. Не эта». В том же году Франция по решению де Голля вышла из военной организации НАТО, а штаб НАТО пришлось перевести из Парижа в Брюссель.
Предшественники Брежнева в Кремле тоже любили пошутить, остро и ехидно. Но у шуток Леонида Ильича было характерное свойство: они обычно никого не задевали.
Евгений Петросян удивлялся тому, как заразительно и по-детски открыто смеётся Леонид Ильич: «Я выступал не раз и не два перед Брежневым. Иногда он сидел не в ложе, а в зале, и мне было видно, как он смеётся. Забавная картина: он всплескивал руками, открывал рот, откидывался на спинку сиденья, оборачивался налево и направо – реагировал, как ребёнок»…
Часто бывало так, что Брежнев в разговоре шутил, а собеседники воспринимали его слова совершенно серьёзно, и оставались в недоумении. На заседаниях Политбюро Леониду Ильичу иногда приходилось оговариваться: «Извините, это шутка». Сама мысль о том, что Генеральный секретарь шутит, казалась в 70-е годы почти невероятной. «Однажды, помню, – говорил певец Лев Лещенко, — на даче у Брежнева произошёл любопытный случай. Акопян показывал фокусы, и в одном из них из его ладони вылетали червонцы».
– Этот фокус я смотрел бы всю ночь, – пошутил Брежнев.
«Вечером все присутствовавшие на концерте артисты стали собираться домой, а Акопян, наоборот, принялся вновь раскладывать всё для фокусов. К нему подошли охранники и спросили: «Что это вы делаете?». А он ответил: «Леонид Ильич сказал, что будет ночью меня смотреть»». Если иронии генсека не понял даже такой знаменитый «шутник», как иллюзионист Арутюн Акопян, то что уж говорить об остальных людях!
С президентом США Фордом
Когда на переговорах иностранные собеседники Брежнева вдруг говорили что-то по-русски, он мог в шутку сказать переводчику: – Переводи! У некоторых после этого складывалось чёткое впечатление, что Брежнев уже ничего не соображает. Во Франции в 1977 году переводчик серьёзно возразил генсеку: – А чего переводить? Он с вами по-русски говорит. – Тогда не надо, – согласился Леонид Ильич. Та же история повторилась в 1981 году в Праге, где Брежнев присутствовал на съезде правящей партии. Оратор – Густав Гусак, чтобы сделать приятное гостю, закончил свою речь на русском языке, называя Леонида Ильича по имени. Брежнев выслушал, обернулся к своему переводчику и шутливо спросил: – А ты почему мне не переводишь?
Ни один человек в огромном зале не засмеялся, воцарилась недоумённая, гробовая тишина.
В общем, причина была, конечно, отнюдь не в личной серьёзности самого Брежнева. Так чем же объяснить это постепенное исчезновение смеха? Дело в том, что смех вообще – довольно грозная стихия, родственная революции. И в любом смехе, даже самом тихом и безобидном, всегда слышится отзвук хохота, который переворачивал вверх дном весь мир. По мере того, как стихия революции остывает, как лава, затихает и смех. И в этом можно усмотреть некий горький парадокс: чтобы сберечь существующий порядок, общество настойчиво изживает смех, но как только смех оказывается полностью изжит, общественный порядок рушится в тартарары…
