Где-то в далёких землях зверствует вирус Эбола, на начальных стадиях похожий на обычный грипп. А в России выпал первый снег: настало время, когда борьба с недомоганием стала привычной нормой. И будь вирус всего лишь простудой, в нашей стране, где из-за воспаления лёгких можно запросто испустить дух, болеть невыгодно.
Среди граждан превалирует мнение: «Заболел — лечись дома!». Масса плюсов: не придётся отсиживать по полтора часа в очередях грязных российских поликлиник, довольствуясь коротким десятиминутным приёмом у доктора (5 пациентов в час). Да и мало ли, что он там выпишет при таких раскладах… Вот так и получается, что врачи диву даются, как при таком лечении больные еще живы. Больные же, в свою очередь, удивляются, как при такой зарплате врачи еще живы. Каково им?..
Недоумение уже не сковывает лица спасителей жизней при виде людей в чёрной форме, ломящихся к ним в дом. Потом — приставы, арест, заключение. Мы живём в стране победившей демократии. Так 17 октября в Красноярске должен был состояться суд над врачом Алевтиной Хориняк, выписавшей обезболивающее умирающему, который не был прикреплён к её поликлинике.
Весной 2009 года в Красноярске были перебои с лекарствами для льготников. В аптеках они были, но за деньги. Лечащий врач отказывалась ему выписывать обычный платный рецепт. Это запрещено… Вот такая у нас система. Тогда я выписала рецепт на платный препарат, а моя подруга за свои деньги купила его в аптеке. В тот момент я сознательно нарушила административный порядок.
…Уголовное дело могли возбудить, если бы я снабдила рецептом здорового человека. Но ведь Виктор нуждался…
В Красноярске государство не озаботилось судьбой льготников и инвалидов. Коммерческие предприятия, за чей счёт больные должны были приобрести лекарство, отказалось выполнять свои функции в рамках неоплаченного государственного заказа.
Вся система выписки льготных лекарств — фикция. В 2006 году у нас был список бесплатных лекарств на 10 листах. Сейчас — 2-3 листочка. И те мы не всегда можем выписать. Потому что надо экономить средства. Прямо, конечно, об этом не говорят, а лишь намеками. Собирают, допустим, на планерке и информируют: «Мы должны три миллиона аптеке! Имейте в виду!»
Но не все медицинские работники вошли в положение государства. Не все смогли забыть о своём врачебном долге.
Государство, обличая невиновную, давило всеми механизмами административной машины. Нельзя признаваться в том, что умирающего больного оставила без лекарств глупость установленного порядка, а не расхлябанность врача. Посадить одного, второго, десятого, цель — обелиться самим.
Следователь пытался доказать, что больному эти препараты были не нужны. Пытались заставить коллегу, лечившего Виктора, сделать в медицинской карте запись задним числом, что он был обеспечен бесплатными лекарствами.
Имеет ли смысл говорить о правах человека? «Совесть есть?», — восклицает Lenta.ru.
Врач! Дав клятву Гиппократа, помни, ты обязан взять её обратно, когда дело затронет интересы властьимущих держателей капиталов.
А где лечатся они, люди, уничтожающие российское здравоохранение? В Швейцарию, Германию, Израиль ездят лечиться и размножаться вершители судеб, занятые в разных сферах общественной жизни: бизнесмены, министры, деятели культуры и искусства. Более того, любой уважающий себя владелец контрольного пакета акций сочтёт позорным лечение на Родине.
Сокращается количество больниц, отменяются льготы на лекарственные препараты, врачи вынуждены работать на полторы-две ставки из-за нехватки средств — умирают люди. Человек, обучающийся семь лет своей нелёгкой профессии, никому не нужен.
…Что же произошло за эти двадцать лет с медициной?..
В Красноярске всего один хоспис, но он рассчитан всего на 30 мест. Это капля! В 60-е годы, когда я училась на первом курсе института, по вечерам работала в онкологическом диспансере. Тогда существовало правило: если человек не может сам себя обслуживать, передвигаться, его обязательно госпитализировали. Государство заботилось о том, чтобы родственники не подвергались стрессу, видя умирающего. В стационаре пациент получал столько обезболивания, сколько нужно, и тот уход, который был ему необходим. Ему позволяли достойно и спокойно умереть. И куда все это делось?
Сегодняшняя ситуация чудовищна. Если больной не может сам дойти до туалета, стационар его отказывается брать… А какой у нас арсенал для помощи? Дешевый промедол. Другие препараты не закупают. А что такое промедол? Я раньше думала: «Надо же как быстро уходит человек, уже через две недели пожелтел». А оказывается, он желтеет из-за того, что промедол токсичен для печени. А мы им лечим.
В 60-е годы Россия ещё не попала в горнило чудовищного капитализма. Государство было не просто социальным, оно было социалистическим. И в этом слове заключается не цвет флага, не идеология, а структура мышления: всё ради благосостояния человека. Не одного, не группы лиц — целой страны. Объективный показатель — прирост населения.
Под забором, без лекарств, без средств к возможному дальнейшему существованию — вот сегодня достойная смерть. О достойной жизни речи не идёт. Что делать тем, кто не хочет погибать под забором, кто не имеет денег на лечение в Швейцарии? Врачи и пациенты, каким будет ваш выбор: истребиться поодиночке или сообща бороться за общество, в котором врач — не палач?
Светлана Максимова
