Это не окончательный текст, а всего лишь еще один черновик новой книги об угрозе распространения ваххабизма в нашей стране.
Для того, чтобы понять причины, вызвавшие появление, укрепление позиций и агрессивное наступление ваххабизма в России, необходимо рассмотреть пусть и достаточно ретроспективно, некоторые события недавней истории нашей страны приблизительно с 80 годов прошлого века по сегодняшние дни. К сожалению, здесь нет возможности разворачивать полную картину происходящих событий в их динамике, однако для нас эти события важны в первую очередь в качестве иллюстраций для того тяжелейшего положения, в котором оказался российский ислам в годы «молодой демократической 20-летней России», как метко назвал нашу страну не менее молодой экс-президент Медведев, предпочитающий дистанцироваться от всей предыдущей истории своей (?) Родины.
Главной и определяющей причиной проникновения и усиления ваххабизма в нашей стране можно назвать глубокие и тяжелые расколы, поразившие российскую умму в конце 80-начале 90 годов, не преодоленные до конца и сегодня.
Исламское возрождение, как и возрождение христианства, проходило на фоне развала исторической территории Советского Союза, краха государственной идеологии, внедрения привнесенных извне понятий, норм, этики. Фоном служил тяжелейший социально-экономический кризис, кровавые столкновения на окраинах, массовые переселения в места нетрадиционного проживания, архаизация всех общественных отношений и деградация культуры и образования. За 20 лет во многом благодаря этому слому и реализации внешних проектов на территории России были разрушены барьеры, препятствующие проникновению чуждых воззрений. Страна представляла и во многом продолжает представлять из себя огромную открытую рану, в которую немедленно устремились всевозможные болезнетворные организмы.
Структурно православие оказалось более устойчивым к нашествию чужеродных воззрений и течений. Несмотря на то, что в начале 90 годов средства массовой информации переполнялись пропагандой сектанства, дремучих «целителей» и прочих адептов разных псевдорелигий, спекулирующих как на имени Иисуса, так и на всевозможных родноверских и языческих «корнях», православие с трудом, но сумело не только устоять, но и в значительной степени сместить на периферию и маргинализовать сектанство в своем экуменическом поле. Этому во многом способствовала иерархичность и структурность РПЦ, жесткие канонические правила, предписывающие почти военную дисциплину внутри касты священнослужителей. Православие все равно понесло тяжелые потери, которые сильнее всего ударили по Украине, однако можно сказать, что в складывающихся условиях Русская православная церковь сумела пройти этап возрождения без существенного фрагментирования своего канонического пространства, сумела выиграть борьбу с враждебными проектами, смогла остаться влиятельной силой, одной из немногих, реально работающих на укрепление единства страны.
В немалой степени борьба с сектанством осуществлялась при поддержке государства, сумевшего к концу первого десятилетия безбрежной свободы осознать необходимость существования хоть какой-то государственной идеологии, скрепляющей единство страны. Религия выступает весьма неважным ее заменителем, неся с собой разделение населения по конфессиям. Религия несет в себе скорее консервирующее начало, чем способствует развитию, однако даже такой эрзац гораздо лучше, чем ничего. Во всяком случае, религиозное возрождение, ориентированное на эндемичные религиозные воззрения, на данном этапе выглядит более чем внятной альтернативой распаду страны, чем враждебные иностранные проекты, напрочь выжигающие национальную идентичность, традиционную культуру и этические принципы.
С исламом все оказалось гораздо сложнее. Не просто сложнее, но и трагичнее.
Специфика ислама заключается в том, что авторитет религиозного деятеля значит всегда больше его формально занимаемой должности. Она, безусловно, играет роль, однако даже ушедший в отставку со своего административного поста исламский авторитет остается авторитетом, обладает весом, поддержкой и сторонниками. Если в православии существует вполне жесткая дисциплинарная ответственность, есть действенные инструменты против раскольников вплоть до отлучения от церкви, то для ислама (не только для российского) это совершенно нехарактерно. Еще одна специфика ислама, которая с успехом применяется в России для проникновения на её территорию так называемого «нетрадиционного ислама» — равенство всех исламских мазхабов. Их нельзя определить как ортодоксальные и схизматические богословские школы, и поэтому проповедник-ваххабит, толкуя Коран, не может быть обвинен в ереси только на том основании, что он трактует священную книгу неким «нетрадиционным» образом. Вообще, сами понятия «традиционный» и «нетрадиционный» ислам выбраны крайне неудачно. Они, скорее, означают определенную беспомощность перед лицом агрессивных пришлых течений.
Кроме того, есть мусульманские и околоисламские течения, которые вообще сложно отнести к той или иной богословской школе, они однозначно нетрадиционны для России, однако носят неагрессивный характер замкнутых сект. Это так называемые секты ахмадийя, Вера Бахаи, СУБД, неосуфии. Их даже не всегда можно отнести к исламским, они не склонны к экстремизму. Есть попытки создания искусственных конструкций типа евроислама, что так же выглядит скорее экзотикой, чем действительно перспективными модернизационными проектами.
Исторически сложилось так, что под «нетрадиционным» исламом в нашей стране понимают течения экстремистского толка. Это приверженцы и последователи салафизма, «Саф ислама» («чистого» ислама), ханбалиты, хабашиты, таблигисты, нурсисты, представители «исламских джамаатов», суннизма «внемазхабного толка», а также адепты партии «Хизб-ут-Тахрир» и ее многочисленных отражений и клонов. Парадоксально, но ваххабитами в России иногда называют и некоторых приверженцев воинствующего радикального шиизма, хотя, конечно, они к учению Абд аль-Ваххаба точно не имеют ни малейшего отношения.
Для целей этой книги богословские различия между всеми этими течениями не представляются существенными. Экстремизм и склонность к насильственному продвижению своей идеологии – вот, в сущности, объединяющая и основная черта этих движений, течений и сект. Значительная часть из них являются политическим исламом в чистом виде, то есть, использующими ислам в качестве идеологического обоснования или даже прикрытия своей враждебной нашей стране деятельности. Готовность к агрессии, признание терроризма в качестве единственного инструмента для достижения своих целей – вот, в сущности, важнейший отличительный признак течений, которые в нашей стране принято называть «ваххабизмом».
Главным отличительным признаком «нетрадиционного» ислама является его конечная цель – создание исламского государства, в котором только ислам будет признан господствующей религией, причем под исламом понимается не вся совокупность его течений, а только и исключительно так называемый «чистый ислам» самого радикального фундаменталистского прочтения. «Традиционные» направления ислама, напротив, готовы к мирному сосуществованию как между собой, так и внутри единого государства. Конечно, далеко не всегда деятельность «традиционных» исламских деятелей можно втиснуть в рамки мирного сосуществования, однако принципиальные различия между этими понятиями вполне очевидны.
Понимая всю условность определения «ваххабизм», в той части книги, которая относится к России, под этим термином будет пониматься вся совокупность экстремистских исламистских движений и организаций.
По самым разным оценкам, приверженцы ваххабизма в России на сегодня составляют от 2 до 7% всей российской уммы. Это очень серьёзное количество – от 300 тысяч до более чем миллиона человек. Учитывая экстремистскую направленность ваххабизма, столь огромное количество новообращенных последователей и носителей агрессивной идеологии выглядит угрожающим. Даже для стабильной и обеспеченной страны с устойчивой политической и социальной системой столь значительное количество идеологически мотивированных и заточенных на деструктивные действия людей опасно. Для России в определенных обстоятельствах это может стать катастрофой.
Полицейские репрессии против такого количества людей малоэффективны и позволят лишь сбить наиболее агрессивные проявления непосредственных действий. Ликвидация угрозы ваххабизма в нашей стране – сложная многогранная и системная задача всей государственной машины и общества. Она должна быть сформулирована в качестве одного из важнейших направлений политики государства и находиться под постоянным контролем структур, работающих над комплексными вопросами национальной безопасности.
Советский период в истории ислама России
Советский Союз прошел довольно драматический и сложный путь взаимоотношений власти и религии. Его условно можно разделить на три чётко различающихся между собой периода. Первый – богоборческий – был во многом неизбежным. Новая коммунистическая идеология должна была утвердить своё господство на всей территории страны, и искоренение конкурирующих или враждебных идеологий стало неизбежной задачей новых советских властей. В этот период были допущены колоссальные просчеты, совершены грубые ошибки, значительная часть которых была использована противниками СССР в его последние годы. В годы Второй мировой войны советское руководство осознало необходимость консолидации народа перед лицом смертельной угрозы, и отношения государства с религией практически рывком перешли на качественно иной уровень – за ней было признано право на существование при условии полной лояльности существующему режиму и господствующей идеологии. В послевоенное время отношения между государством и религиями постепенно были упорядочены, и все три крупнейшие религии СССР были встроены в общественную и государственную ткань существования.
Централизованная система управления государством неизбежно сказалась и на организации структуры взаимодействия между государством и религиями. Не сразу и постепенно, но за годы Советской власти была создана вполне логичная и стройная система управления, во многом вобравшая в себя опыт царской России. Во главе ее стоял Совет по делам религий СССР. Все исламские общины страны были упорядочены по национально-географическому признаку и разделены на четыре независимых друг от друга муфтията.
Среднеазиатское духовное управление мусульман (САДУМ) рассматривалась в качестве головной исламской структуры страны. Это было связано как с наибольшим числом мусульманских общин под ее управлением, так и в связи с тем, что на его территории находились единственные учебные заведения, в которых готовили священнослужителей. В Бухаре было расположено медресе «Мир-Араб», в Ташкенте – Исламский институт. САДУМ управляла влиятельная династия богословов Бабахановых, которые передавали власть в управлении от поколения к поколению. Территориально аппарат САДУМ располагался в Ташкенте. Основная масса верующих на территории управления являлась суннитами-ханафитами.
Вторым по значению было Духовное управление мусульман Закавказья (ДУМЗак). Оно фактически стало преемником созданных еще в царское время шиитского и суннитского духовных управлений. Управление включало в себя мусульманские общины Азербайджана, Грузии и Армении. Традиционно руководителем ДУМЗак был азербайджанский шиит-джафарит, имевший духовное звание шейх-уль-ислам, первым его заместителем всегда назначался суннит, имевший духовное звание муфтия. Аппарат ДУМЗак располагался в Баку.
Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) располагалось в Махачкале. Руководителем ДУМСК избирался как правило, представитель одного из дагестанских народов, однако принцип ротации предусматривал периодическое назначение руководителя из числа других народов Северного Кавказа. В конце советского периода руководителем ДУМСК как раз и был назначен балкарец Махмуд Геккиев. Религиозный состав общин, находящихся под управлением ДУМСК, включал в себя преимущественно ханафитов и шафиитов с небольшой долей шиитов-джафаритов. Специфика Северного Кавказа всегда заключалась в сильном влиянии в нем суфийских тарикатов, и в первую очередь, кадирийя, накшбандийя и шазилийя, но в послевоенное советское время их влияние на Северном Кавказе нельзя было назвать значительным. В частности, это можно было объяснить принудительным выселением в 1944 году чеченцев и ингушей в районы Средней Азии.
Духовное управление мусульман Европейской части и Сибири (ДУМЕС) руководило мусульманскими общинами на всей остальной территории СССР. Религиозный состав их в основном был представлен мусульманами-ханафитами. Аппарат ДУМЕС располагался в Уфе, однако руководителями управления всегда были татары, причём татары казанские.
После окончания правления Н.С.Хрущёва системные гонения на мусульман окончательно были прекращены, сложившаяся система управления мусульманскими общинами сформировалась, и ислам наравне с православием стал активно вовлекаться в международные миротворческие программы СССР, демонстрирующие в частности, дружественные отношения между христианами и мусульманами СССР. Это заложило основы межрелигиозных отношений, существующих и по сей день.
Проникновение извне неэндемичных течений было практически исключено всей системой сложившихся отношений и управления.
Не стоит, конечно, считать нарисованную картину благостной и мирной. Религия в СССР всегда рассматривалась как неизбежное зло, однако борьба с ним от варварских форм первых десятилетий существования Советской власти постепенно перешла к сотрудничеству, но при соблюдении полной лояльности. Задачей коммунистической идеологии было создание человека нового типа, свободного от предрассудков и пережитков прошлого. Религия в полной мере относилась к ним, и поэтому окончательная цель коммунистической партии заключалась в отмирании всех религий без исключения.
Крах советской системы и начало распада исламской уммы
4 февраля 1989 года группа влиятельных богословов и улемов Таджикистана и Узбекистана в ультимативной форме потребовала смещения руководителя САДУМ Шамсуддина Бабаханова, который был обвинен в несовместимой с нормами ислама деятельности и продажности безбожной власти. «Восставшие» совершенно справедливо полагали, что их выступление станет началом долгой, сложной и во многом безнадёжной борьбы, однако в тот же день их представителей оперативно принял Первый секретарь республиканского ЦК И.К.Каримов, который выслушал их требования и согласился с ними. Руководителем САДУМ был назначен директор Высшего исламского института Мухаммад Содик Мухаммад Юсуф.
Опыт смещения руководителя такого уровня «снизу» был немедленно воспринят и в других местах, и практически через месяц после ташкентских событий аналогичный кризис начался в Духовном управлении мусульман Северного Кавказа (ДУМСК). Ситуация в нём была осложнена помимо всего прочего, национальным и конфессиональным фактором. С момента образования ДУМСК в 1944 году его последовательно возглавляли кумык и два аварца — представители Дагестана, в котором преобладал ислам шафиитского мазхаба. В 1978 году руководителем ДУМСК был назначен балкарец Махмуд Геккиев, к тому же представитель ханафитского мазхаба. В ситуации стабильного развития такая ротация выглядела разумной с точки зрения поддержания баланса между представителями разных народов и конфессий Северного Кавказа, однако в обстановке начавшегося развала именно это и послужило поводом для запуска кризиса.
В отличие от событий в Ташкенте смещение Геккиева не прошло гладко. Более того – даже после его ухода с поста руководителя Управления несмотря на многомесячную борьбу, его преемник так и не был избран. Созванный в октябре 1989 года экстренный съезд Совета алимов провалился в связи с возникшими тяжелыми разногласиями в первую очередь на национальной почве. По этому поводу наметилось жесткое противостояние между дагестанскими духовными лидерами и представителями всех остальных народов Северного Кавказа. Последние уполномочили казыя Карачаево-Черкесии изложить их общую точку зрения на происходящее, и тот заявил о намерении создать независимое от ДУМСК духовное управление.
Уже через месяц после съезда возник новый муфтият – ДУМ Кабардино-Балкарской республики. Попытавшись спасти от развала ДУМСК, духовное и региональное руководство Дагестана сумели лишь реорганизовать его в Духовное управление мусульман Дагестана, что окончательно подвело черту под развалом системы управления и запустило процесс размежевания на Северном Кавказе.
Для Духовного управления мусульман Европейской части и Сибири (ДУМЕС) события в САДУМ и ДУМСК не представляли поначалу сколь-либо значимой угрозы. Позиции руководителя Управления Талгата Таджуддина выглядели вполне прочными, однако на территории, подведомственной ДУМЕС, события развивались не по пути «верхушечных» переворотов, а носили гораздо более объективный, а потому и более катастрофичный характер.
В феврале 1989 года Первый всетатарский съезд учредил «Народное движение в поддержку перестройки – Татарский общественный центр», ставший, по сути, первой этнорелигиозной партией СССР. ТОЦ стал материнской структурой для большинства радикальных националистических и сепаратистских организаций Татарстана. Вслед за ТОЦ создание этнорелигиозных партий и объединений в национальных автономиях России приняло обвальный характер.
Если в Башкирии, Татарстане, других национальных республиках в идеологии этих партий и движений преобладали националистические мотивы, то созданная в Астрахани Исламская партия возрождения (ИПВ) носила подчеркнуто клерикальный характер. Особого влияния она не имела, просуществовала сравнительно недолго, буквально до распада СССР, и сумела закрепиться на некоторое время лишь в Таджикистане, где сыграла исключительно негативную роль в развязывании гражданской войны. Однако именно в ИПВ впервые появились в качестве политических деятелей многие из ныне действующих политиков исламского толка с радикальными воззрениями. В частности, идеологом партии был философ Гейдар Джемаль, требовавший создания общесоюзного исламского политического центра, ограждающего умму от демократических западнических тенденций.
Вместе с крахом советской коммунистической идеологии на территории СССР начался мощный подъём религиозного возрождения. Число мусульманских общин стало расти лавинообразно, а существующие стремительно наполнялись людьми. Советская система, подчиняющая каждую общину непосредственно председателю ДУМЕС, захлебнулась в управленческом коллапсе, и 15 января 1991 года президиум ДУМЕС принял решение о создании территориальных органов управления – мухтасибатов. Были созданы 25 территориальных управлений, руководство которыми было передано наиболее заслуженным и образованным имам-хатыбам этих территорий. Они получили звание имам-мухтасиба и получили чрезвычайно широкие полномочия, фактически переводящие их в автономные центры принятия решений.
Очень высокую степень влияния и широкие полномочия получил бывший ответственный секретарь ДУМЕС, ставший мухтасибом Московского мухтасибата, Равиль Гайнутдинов (Гайнутдин). На него были возложены обязанности по внешнеполитической деятельности ДУМЕС. Он же стоял у истоков Исламского культурного центра, который по сути стал сложным структурным образованием, включавшим в себя черты общественной организации, духовного центра, политического объединения и коммерческой структуры. Именно ИКЦ стал структурой влияния Саудовской Аравии, а впоследствии и других аравийских монархий, которые через него запустили начальные программы финансирования духовного образования в России.
Образование стало ахиллесовой пятой исламского возрождения, так как лавинообразно росшая численность возвращающихся к исламу последователей не была подкреплена адекватным ростом численности образованных священнослужителей, а имевшиеся учебные заведения попросту не могли обеспечить их выпуск. Открывающиеся религиозные учебные заведения не имели качественного преподавательского состава, учебных материалов. Число мечетей также не соответствовало возросшему количеству посетителей.
Весь этот спектр проблем не мог быть разрешен одномоментно, а в условиях нарастающего организационного хаоса, переходящего в коллапс, ни о каком управлении процессами и решением проблем речи уже не шло. Начался период распада.
Сам процесс раскола исламской уммы и ее духовных лидеров носил очень изменчивый, динамичный и сложный характер. На его ход оказали влияние идущие в России процессы распада общественной и государственной ткани периода 90 годов прошлого века. Ислам стал разменной картой в руках политиков, пытающихся использовать его для достижения своих целей.
Особенно трагичные события происходили на Северном Кавказе, где впервые эндемичный ислам столкнулся с ваххабизмом в его крайних формах. Беспощадная борьба с ваххабизмом не осталась без последствий – окрепшие суфийские тарикаты использовали в борьбе с ним вполне симметричные методы. Сегодня последователи погибшего Саида Чиркейского выглядят зачастую ничуть не лучше ненавидимых ими ваххабитов. Подконтрольные им сетевые ресурсы ведут непримиримую борьбу как с экзогенными течениями ислама, так и с официальными духовными структурами современной России.
Последствия раскола и его частичного преодоления
Сам по себе процесс раскола и относительного замедления разрушительных явлений растянулся почти на полтора десятилетия. Будучи запущенным в 1989 году, этот процесс стал замедляться лишь в начале нулевых годов нового века. Тем не менее пока нет никаких признаков того, что дальнейшее развитие обстановки будет протекать конструктивно и предсказуемо.
Подводя предварительные итоги прошедших после развала СССР двух десятилетий, можно сказать следующее.
Сегодня сложилось своеобразная биполярная система тяготения внутри мусульманского сообщества. Один её центр находится в Поволжье, второй – на Северном Кавказе. Однако это именно центры тяготения – пока не более того. Фрагментация исламского сообщества не только не преодолена, но и продолжается, хотя темпы ее значительно замедлились. Сегодня ситуация существенным образом осложняется наличием экзогенного фактора – идущие с нарастанием миграционные процессы приносят на территорию России миллионы мигрантов, причем в основном из среднеазиатских республик бывшего Советского Союза. Их нельзя априори рассматривать в качестве носителей чуждых религиозных воззрений. Скорее наоборот – в отличие от России, государственная власть в республиках Средней Азии крайне жестко взяла под свой контроль большинство процессов, происходящих в исламском сообществе, и представители радикальных течений в этих республиках испытывают на порядок большие трудности, чем их коллеги в России. Однако эта жесткость как раз и является причиной того, что Россия для носителей радикальных взглядов представляется вполне безопасным убежищем от преследования со стороны своих собственных властей. Российские же правозащитные организации немедленно берут под свою опеку радикалов, заявляя о преследовании их на родине за политические взгляды.
Ситуация в мусульманском сообществе мигрантов будет рассмотрена ниже, но можно сказать, что подавляющая его часть не является изначальной угрозой с точки зрения привнесения чуждых радикальных идей. Тем не менее практически полное отсутствие хоть какой-то политики в области адаптации и тем более интеграции мигрантов, во многом сознательное разжигание ксенофобии, опускание мигрантов и жителей коренных национальностей в тяжелейшие социальные условия объективно создают вражду между ними и толкают мигрантов в объятия радикальных проповедников.
На сегодняшний момент на территории России действует около 60 автономных Духовных управлений, что вообще само по себе является как уникальным явлением, так и нонсенсом. Существующие централизованные системы управления не обладают значимым авторитетом и продолжают порочную практику вражды между собой. Во многом эта вражда обусловлена чисто личностными, то есть, субъективными факторами, но они создают вполне объективно сложившуюся картину общей слабости по всем направлениям. Ни одно из существующих духовных управлений не контролирует сколь-либо значимую часть мусульманского сообщества, что дополнительно закрепляет его фрагментацию.
Государство не имеет внятной, сформулированной и четкой политики в отношении мусульманского сообщества. Более того – эта политика во многом двойственна, а значит, критикуема во всех своих проявлениях. С одной стороны, региональные власти Северного Кавказа и частично Татарстана обладают возможностью вмешиваться и влиять на вопросы духовного управления. Зачастую это носит характер решения сугубо тактических целей и задач. С другой – политика всех остальных регионов и федеральных органов власти заключается в полном невмешательстве в происходящие процессы, а зачастую и в их игнорировании. В конечном итоге она сводится к требованию лояльности, по большей части выражаемой лишь в публичных заявлениях.
Все это говорит об отсутствии политики как таковой. Раз так – нет действенных структур, осуществляющих повседневный контроль и прогнозирование. Это приводит к тому, что возникающие кризисы ставят власть каждый раз перед фактом своего возникновения без возможности реагировать на них упреждающе.
Ухудшающаяся социальная обстановка также порождает сторонников радикальных идей, которые выпадают из сферы внимания как духовных лидеров, занятых бесконечной борьбой друг с другом, так и государства, сводящего свою роль в сугубо полицейском реагировании на последствия.
Распад Советского Союза и центробежные процессы в России неизбежно сопровождались распадом и развалом всей прежней системы управления разными областями государственного строительства и общественной жизни. Одна из наиболее чувствительных областей – идеология – оказалась не просто в кризисе, а прошла через период полного распада, который во многом так и не преодолён.
В сложившейся ситуации реархаизация сознания и востребованность религии стали объективными процессами, которые ко всему прочему практически выпали из зоны пристального внимания государства. Клерикальное руководство сосредоточилось на проблемах собственного выживания и в значительной степени свело свое участие в происходящих событиях к аппаратным войнам. Опять же – трудно обвинять его в утрате контроля над процессами, так как в складывающихся условиях тотальной деструкции планирование деятельности на продолжительный период попросту нереально.
Так или иначе, но ворота для проникновения враждебных проектов были распахнуты, и последствия не заставили себя долго ждать.
Подробно и во всех ракурсах процессы раскола исламской уммы России и его преодоления изложены в труде Р.А.Силантьева «Новейшая история исламского сообщества России», вышедшем в библиотеке приложения к журналу «Новая книга России» «Национальная безопасность» в 2006 году. Книга немедленно вызвала бурное обсуждение в исламском и православном сообществе. Во многом отзывы на нее носили негативный характер, однако аргументированной критики на изложенные в ней факты и выводы так и не последовало.
Учитывая, что более фундаментального исследования на данную тему в современной России попросту нет, автор рекомендует его для всех интересующихся подробностями произошедших в нашей стране процессов возрождения ислама – как с точки зрения негативных, так и позитивных последствий.
Механизм проникновения на территорию России экстремистских течений исламского толка
Раздробленность мусульманского сообщества и глубокие противоречия внутри него создают питательную среду для проникновения в неё разнообразных инородных течений и идеологий. Относительно мирные из них сразу выдавливаются более агрессивными на периферию.
Лавинообразный рост численности мусульманского сообщества в конце 80 – начале 90 годов привел к тому, что неизбежно стало расти число мечетей и общин при них. Практически полное отсутствие системы подготовки кадров привело к тому, что имамами мечетей становились зачастую случайные люди, не имеющие богословского образования. Проблема была решена массовой отправкой молодежи на обучение в зарубежные исламские учебные заведения. Большая часть из них была отправлена в те страны, которые выразили желание поддержать возрождение ислама на территории России – в первую очередь, аравийские монархии Залива.
Даже если не принимать во внимание интерес этих стран в распространении своего влияния на территории России, сам процесс обучения не давал возможности готовить квалифицированные кадры. Срок обучения в 4-5 лет был непозволительно коротким. Минимум 3 года необходимо для овладения арабским языком и его письменностью. Оставшиеся год-два не позволяли получить системного образования, а в реальности зачастую дело обстояло ещё хуже – новоявленные адепты учения в ускоренном порядке изучали арабский язык и письменность фактически в бытовом разговорном объёме, и оставшееся время проводили в зубрежке и механическом запоминании текстов без особого вникания в их смысл. Говорить об осмысленном понимании сложных философских и этических норм, накопленных исламом в течение полутора тысяч лет, в таких условиях говорить не приходится.
В итоге в Россию стали возвращаться скорее догматики, обладающие определенной суммой знаний, лишенные возможности их адаптировать и применять в иных, чем в Аравии, условиях. Кроме того, Саудовская Аравия давала образование в области наиболее фундаменталистского и архаичного толкования священных текстов, которое шло вразрез с устойчивыми традициями, принятыми как на Северном Кавказе, так и в Поволжье.
Положение могли бы исправить дополнительные богословские курсы, организованные непосредственно в России, но к моменту возвращения первых обученных имамов-неофитов разрушительные процессы в системе управления исламским сообществом набрали максимальный размах. Муфтияты делили общины, территории, деньги и благосклонность чиновников. Создающиеся на территории России учебные заведения отдавались на откуп приезжим арабам, которые и финансировали эти программы и мероприятия. Именно так была создана школа «Йолдыз» в Набережных Челнах, из которой вышел известный по взрывам в Москве террорист Денис Сайтаков. Выпускники челнинской «Йолдыз», бугурусланской «Аль-Фуркан» прямым ходом шли в Чечню, где именно в это время радикальные исламисты начали окончательное искоренение традиционных исламских общин,суфийских тарикатов и их лидеров.
Особый упор был сделан на прозелитизм среди этнических христиан, которые должны были стать основой начавших свое формирование ячеек-«джамаатов». Пропагандистская и миссионерская деятельность подкреплялась массовыми многомиллионными изданиями книг и переводов, трактующих ислам с салафитской точки зрения. Тяжелая социальная обстановка и утрата идеологического целеполагания в значительной степени облегчали работу вербовщиков – как внутри этнических мусульман, так и в этнической христианской среде. Государственные органы власти и управления не только не обращали внимание на эти явления, но и относились к ним вполне лояльно, рассчитывая использовать связи с ваххабитскими структурами в качестве поддержки своих отношений с богатыми аравийскими спонсорами и инвесторами.
Стоит отметить, что процессы, происходящие на Северном Кавказе и в Поволжье, существенно различались между собой, и именно этим можно объяснить принципиально разную ситуацию сегодня в этих двух крупнейших центрах распространения ислама в России. На взгляд автора, ситуация в Поволжском регионе выглядит сегодня гораздо более угрожающей, несмотря на то, что именно Северный Кавказ является основным поставщиком новостей о столкновениях с террористами и экстремистами. Дело здесь вот в чем.
Северный Кавказ
Еще в 1990 году были отмечены первые столкновения между эндемичными дагестанскими салафитами и приверженцами суфизма. Расколовшийся ДУМСК, а затем и ДУМ Дагестана резко ослабил мусульманское сообщество и дал свободу действий салафитов – как имеющих местное происхождение, так и пришлых. Агрессивные методы работы адептов салафизма очень быстро вызвали отпор и даже вооруженные столкновения с традиционалистами, которые произошли в течение 1991-1995 годах в Кизилюртовском, Казбековском районах республики и в Махачкале.
Экспансия салафитов в Дагестане была заторможена возрождением суфийских братств, которые традиционно были представлены на Северном Кавказе тарикатами нашкбандийя, кадирийя и шазилийя. Зоной беспощадной борьбы между тарикатистами и салафитами стала так называемая Кадарская зона в Буйнакском районе Дагестана, в которую входили села Карамахи, Чабанмахи и Кадар. С 1997 по 1998 год в этой зоне шли ожесточённые столкновения, в которых в конечном итоге одержали победу салафиты. Активную помощь им оказали полевые командиры из Чечни. В июле 1998 года в селе Карамахи прошел съезд «Конгресса народов Чечни и Дагестана», фактически оформивший создание объединенной ваххабитской общины этих республик, а также установивший в Кадарской зоне шариатское правление, которое было оглашено 16 августа 1998 года. Буквально через неделю в Махачкале в результате теракта был убит председатель ДУМ Дагестана М.Абубакаров, что поставило республику на грань гражданской войны.
3 сентября в республику прибыл и.о. министра внутренних дел РФ С.В.Степашин, который посетил село Карамахи. Неожиданно для всех он вполне положительно отозвался о деятельности ваххабитских джамаатов, что вызвало полное смятение среди традиционалистов, которые оценили визит Степашина как неприкрытое предательство со стороны федеральной власти. Произошедшее показало традиционалистам, что они не могут рассчитывать на поддержку федеральных властей, и готовящаяся попытка отбить Кадарскую зону было отложена. Впоследствии это привело к тому, что напавшие на Дагестан боевики Хаттаба и Басаева изначально имели на территории республики хорошо укрепленный дружественный им плацдарм.
Противостояние ваххабитов и традиционалистов достигло апогея в августе 1999 года, когда банды Басаева и Хаттаба вторглись на территорию Дагестана. Разгром этих банд вначале в Дагестане, а затем и на территории Чечни позволил традиционалистам развернуть наступление на ваххабитов и в значительной степени выдавить это течение в маргинальное подполье.
Итогом борьбы между последователями эндемичных течений и ваххабитами на Северном Кавказе стала выработка политики на уровне региональных органов власти по контролю над религиозной деятельностью. 16 сентября 1999 года был принят закон о запрете ваххабистской деятельности на территории Республики Дагестан. Власти сделали ставку на влиятельных шейхов суфийских тарикатов, предоставив им свободу рук в отношении салафитов. Можно сказать, что это решение также не отличается глубиной проработки, так как усилившиеся суфии резко отрицательно стали относиться не только к ваххабитам, но и проводить откровенно враждебную политику (по крайней мере в информационном поле) по отношению к традиционалистским структурам управления центральной России. Ресурс Ислам.Ру, являющийся информационной структурой, подчиняющейся погибшему не так давно шейху Саиду Чиркейскому, ведет ожесточенную пропаганду сразу против двух противников. При этом Ислам.Ру – наиболее популярный и посещаемый исламский ресурс в русскоязычном сегменте Сети.
Так или иначе, но ваххабизм на территории Северного Кавказа удалось во многом маргинализовать и загнать в подполье. Вряд ли его удастся искоренить, тем не менее главная цель, которую преследуют в своей политической деятельности ваххабиты – создание государства «чистого ислама» на территории Северного Кавказа, скорее всего, уже недостижима. Оговоримся – речь идет о той ситуации, в которой сохранятся существующие тенденции. События Арабской весны развиваются крайне непредсказуемым образом, и в случае, если ее результатом станет полная дезинтеграция всего региона Ближнего Востока, радикальный ислам, скорее всего, получит новый импульс в своем развитии и распространении. В этом случае Северный Кавказ вновь станет передовой линией фронта столкновений традиционного ислама и ваххабизма.
Поволжье
Ситуация в Поволжье существенным образом отличается от ситуации на Северном Кавказе. Главное отличие – в равнодушной и во многом попустительской политике государства как на уровне регионов, так и на федеральном уровне по отношению к угрозе распространения ваххабизма. Главный принцип, которым руководствуются власти – внешняя лояльность мусульманского сообщества, внутренние же процессы, происходящие в нем, государство считает сугубо внутримусульманским делом, в которое незачем вникать и вмешиваться. Говоря иначе – отсутствие какой бы то ни было политики выдается за политику мудрую и вдумчивую. Нужда выдаётся за добродетель – знакомая ситуация. Принцип «не навреди» хорош в относительно стабильной обстановке, однако в складывающихся условиях он более напоминает поведение страуса.
Разрешение кризиса на Кавказе вооруженным путем, по сути, вскрыло гнойник и позволило его в значительной мере очистить. В Поволжье отсутствие политики государственного контроля над религиозной экстремистской деятельностью неизбежно приведет к образованию нового очага напряженности и необходимости купировать его не менее жесткими методами, чем на Кавказе.
Второй отличительной особенностью Поволжья является неспособность ваххабитов создать массовую прослойку своих сторонников. Главным образом препятствием этому является традиционный национализм местных мусульманских народов. Они с большей охотой используют исламский фактор для своей автономизации или сепаратизма, чем позволят пришельцам извне отформатировать их ментальность в космополитичном формате радикального ислама. Поэтому основная ставка ваххабитов в Поволжье делается на молодежь «эпохи ЕГЭ». Догматичное образование, сведенное к запоминанию полубессмысленного набора бессистемных фактов, оглупление молодежи предоставляет радикалам прекрасное поле для внедрение в девственно чистое сознание своих вполне доступных и столь же догматичных идей. Пока доля этой молодежи невелика, однако продолжение катастрофической политики в области образования и культуры предоставляет ваххабитам прекрасный шанс на расширение своей стратегии.
Еще одной причиной является отсутствие среди региональных лидеров человека, хотя бы отдаленно напоминающего Джохара Дудаева, который будучи фантастически невежественным в богословии, да и вообще в вопросах веры человеком, использовал ваххабизм в качестве тарана для решения вопросов укрепления личной власти. Однако, как это всегда бывает, ваххабиты в конечном итоге использовали самого Дудаева и сумели в короткие сроки создать свое протогосударство, с помощью которого и обеспечили массовый приток в свои ряды новообращенных адептов.
Отдавая себе отчет в этом, ваххабиты используют в Поволжье иную тактику, более приспособленную к существующим ограничениям. Она сводится к работе в двух направлениях – вербовке лидеров духовенства и распространению своего влияния на государственных служащих, а также в создании небольших хорошо законспирированных групп боевиков-профессионалов, имеющих боевой опыт и подготовку, способных стать кристаллизующим ядром будущих боевых группировок.
Первое направление деятельности, судя по публичным отчетам Российского института стратегических исследований РИСИ и публикациям прессы, ведется вполне успешно. В 2012 году ваххабитам удалось убить одного из наиболее непримиримых своих противников и очень влиятельного духовного лидера Татарстана Валиуллу Якупова и тяжело ранить муфтия Татарстана Ильдуса Файзова. Это впоследствии стало формальной причиной его ухода в отставку с поста руководителя ДУМ Татарстана. На смену им пришли люди, более лояльно относящиеся к идее внутриисламского диалога, а по сути – соглашательства с экстремистами. Вполне возможно, что мы увидим возвращение на свои места одиозных лидеров ваххабизма, которые были выдавлены из республики чрезвычайными усилиями как раз Якупова и Файзова.
Второе направление деятельности реализуется прямо сейчас в ходе сирийской войны. В качестве примера можно привести ваххабитского вербовщика Айрата Вахитова, известного под именем Салман Булгарский. Он открыто и очень активно ведет вербовочную работу через русскоязычные социальные сети, рисуя героические картины «священной борьбы», адресуя свои не слишком правдоподобные истории малообразованной аудитории. Набранные таким способом добровольцы едут на джихад в Сирию, выжившие и должны составить боевой костяк поволжских джамаатов. Трудно сказать, насколько и как ведется работа российских спецслужб по отслеживанию деятельности и возвращению на родину этих людей. Скорее всего – никак, хотя как обычно, хочется верить в мудрость и прозорливость наших доблестных органов. Во всяком случае, деятельность Салмана Булгарского не встречает ни малейшего противодействия, хотя его биография, в которой есть период отсидки в американской тюрьме в Гуантанамо и более чем вероятное сотрудничество с ЦРУ США, должна была привлечь особое внимание к его персоне.
Сообщения о татарских наёмниках в Сирии не могут не настораживать. Специфика Сирии заключается в том, что сирийцы называют чеченцами практически всех боевиков-выходцев с Северного Кавказа, и татарами – практически всех выходцев с Поволжья, поэтому однозначно определять национальность и происхождение русскоязычных боевиков, воюющих в Сирии, затруднительно. Тем не менее, вполне очевидно, что русскоязычные наёмники становятся вполне ощутимой проблемой не только для сирийцев. Главная опасность заключается в том, что при полном отсутствии контроля за их перемещениями сложно оценить истинное количество и момент, когда они начнут массово возвращаться в Россию.
Экзогенные факторы распространения ваххабизма
Внешние факторы угрозы распространения радикальных идей можно свести к двум группам – системной деятельности иностранных структур и агентов по распространению своего влияния на территории России, а также угрозам, исходящим от бесконтрольных миграционных процессов.
В первые годы «молодой демократической России» первый из указанных факторов являлся практически единственным. Как на территории России, так и в мусульманских республиках бывшего СССР в массовом порядке открывались представительства и филиалы разнообразных исламских фондов, центров и благотворительных организаций. Собственно, и их западные коллеги не отставали, внедряя свои структуры и конкурируя за влияние на просторах бывшего Советского Союза.
Республики Средней Азии, столкнувшись практически сразу с массированными атаками радикальных исламистов, очень быстро сумели взять ситуацию под более-менее действенный контроль. В связи с информационной закрытостью этих стран далеко не все детали становятся известными, однако вполне очевидно, что власти этих стран сумели реально оценить угрозы и жестко оградить себя от радикальных эмиссаров – как в легальном поле, так и подпольно действующих. Пожалуй, только в Таджикистане из-за вспыхнувшей гражданской войны на этом пути возникли серьезные сложности, но и они в целом были преодолены.
В России ситуация в связи с развалом системы управления мусульманским сообществом возникли новые структуры, финансовые ресурсы которых не позволяли вести какую-либо конструктивную деятельность. В этих условиях заманчивые предложения со стороны зарубежных спонсоров выглядели вполне допустимым компромиссом с совестью и долгом. Распространенная практика получения помощи неподотчетными суммами в наличных с одной стороны, попросту развращала, с другой – делала принимающих такую помощь уязвимыми для возможного давления.
Без существования государственного контроля за финансовыми потоками структур управления мусульманским сообществом они были объективно заинтересованы в продолжении вполне порочной практики подобного «сотрудничества». Слишком принципиальные муфтии ставились в заведомо невыгодное положение перед менее щепетильными коллегами. При этом нужно учесть, что возрождение ислама действительно, требовало поиска источников финансирования. Строительство мечетей, создание системы духовного образования, издательские программы, содержание разбухающих аппаратов требовало вполне серьезных вливаний, и опора на традиционные источники финансирования не могла покрывать всех возникающих потребностей.
Понятно, что столь питательная среда и заинтересованность духовных лидеров не могла не привести к тому, что страна была наводнена структурами, которые не слишком скрывали своих истинных целей. Кроме того, эти же структуры активно работали и с государственными органами управления, вполне искусно педалируя близкие им темы национального самоопределения. В условиях вялотекущего распада страны борьба с зарубежными враждебными структурами была практически бесполезной. Региональные лидеры – как светские, так и духовные – были обязаны просчитывать варианты своих действий в ситуации краха российской государственности. Возникла устойчивая самоподдерживающаяся система, конечным итогом функционирования которой должен был стать распад страны.
В этих условиях единственным стабилизирующим фактором, безусловно, стала вторая чеченская война и ликвидация одного из враждебных проектов уничтожения России. После уничтожения ваххабитского анклава на Юге страны федеральные власти предприняли активное наступление по закрытию других проектов. Во многом лишь благодаря этому исламское сообщество смогло в какой-то степени остановить свой распад и зафиксировать сложившееся положение.
К сожалению, новые федеральные власти, сделав ставку на отечественную бюрократию в борьбе с иностранными проектами, не сумели найти или создать сдерживающую ее силу, что в довольно короткие сроки вначале затормозило возрождение страны, а затем привело к ее стагнации. Сложившийся баланс между олигархией, ориентирующейся на отечественный промышленный комплекс, и олигархией, ориентированной на международную финансовую бюрократию, стал причиной краха политики возрождения, что немедленно привело к застойным явлениям во всех областях жизни страны, в том числе и в процессах, происходящих в мусульманском сообществе. В практическом плане это означало, что к 2005-2006 году конструктивные процессы были прекращены, и вновь появились вполне угрожающие тенденции размежевания и борьбы внутри мусульманских структур управления.
