Переводная статья из Guardian, где системная феминистка «начинает подозревать», что современный феминизм зашел куда-то не туда.
Я – феминистка, и я всегда считала, что с помощью борьбы за права женщин я создаю лучший мир – мир, в котором будет больше равенства, справедливости и свободы. Однако в последнее время меня беспокоит тот факт, что некоторые идеалы феминисток стали служить совершенно иным целям. И что меня особенно беспокоит в этом отношении – это то, что наша критика сексизма служит оправданием для новых форм неравенства и эксплуатации.
Боюсь, что по жестокой иронии судьбы, движение за освобождение женщин запуталось в опасных связях с неолибералами, которые стремятся организовать общество на принципах экономики свободного рынка. А именно этим объясняется то, что идеи феминизма, которые некогда были частью радикального мировоззрения, сейчас все чаще выражаются в терминах индивидуализма. Если раньше феминистки критиковали общество за поощрение карьеризма, то сейчас они уже сами советуют женщинам «нагнуться» (намек на книгу члена совета директоров компании Facebook Шерил Сэндберг «Нагнись и сделай: женщины, работа и желание руководить» – прим. пер.).
Движение, которое некогда ставило во главу угла социальную солидарность, нынче прославляет женщин-предпринимательниц. Мировоззрение, в котором важными компонентами были такие понятия, как помощь и взаимосвязь, рекламирует сегодня индивидуальные достижения и меритократию.
За столь кардинальными изменениями феминизма стоит изменение самого характера капитализма. На смену государственному капитализму послевоенной эпохи пришла новая форма капитализма – «дезорганизованного», глобализированного и неолиберального капитализма. Феминизм «второй волны» в свое время возник, как критика государственного капитализма, но в итоге стал прислугой неолиберального капитализма.
Оглядываясь назад, можно увидеть, что движение за освобождение женщин одновременно указывало на два разных варианта возможного будущего. Первый вариант предполагал мир, в котором гендерная эмансипация развивается вместе с демократией участия и социальной солидарностью. Второй вариант предполагал новую форму либерализма, способного предоставить женщинам (как и мужчинам) все блага индивидуальной автономии, относительно большую свободу выбора и продвижение по карьерной лестнице. В этом смысле феминизм «второй волны» изначально имел двойственный характер. Он был вполне совместим с любым из этих двух взглядов на общество, и, в принципе, мог развиваться в двух разных направлениях.
Насколько я замечаю, в этом изначально двойственном феминизме в последнее время стал побеждать второй – либерально-индивидуалистический сценарий. Однако это произошло произошло не потому, что мы стали пассивными жертвами «неолиберальных соблазнов». Наоборот, мы сами способствовали развитию неолиберализма и привнесли в него три основных идеи.
Во-первых, это наша критика концепции «семейной заработной платы» (когда заработная плата одного «кормильца», достаточно высокая, чтобы содержать на нее жену и детей – одна из целей, которые ставили перед собой профсоюзы конца XIX века – прим. пер.) – критика того идеала семейной модели (мужчина зарабатывает, а женщина занимается домашним хозяйством), который был центральным моментом государственного капитализма. Феминистская критика этого идеала семьи служит сейчас оправданием «гибкому капитализму» (концепция Ричарда Сеннета, согласно которой на смену «жесткому» индустриальному капитализму идет «гибкий капитализм», которому в большей степени свойственны прекаризация труда и социальная незащищенность – прим. пер.).
Данная форма капитализма особой тяжестью ложится на плечи женщин. Она в большей степени зависит от женского наемного труда – в особенности от труда низкооплачиваемых работниц сферы обслуживания и производства, где работают не только молодые одинокие девушки, но и замужние женщины с детьми; не только женщины-представительницы какой-либо определенной расы, а женщины всех национальностей и этносов. Когда женщины всего мира стали массово приходить на рынок труда, то идеал государственного капитализма – концепция «семейной заработной платы» был вытеснен новой, более современной нормой, одобренной и феминистками, – а именно моделью семьи, в которой зарабатывают уже двое. И неважно, что новый идеал семьи в реальности способствовал общему снижению уровня зарплат, падению уровня благосостояния, гарантий занятости и резкому росту количества часов, отрабатываемых членами семьи в целом (вдвое, а иногда втрое и вчетверо), а также росту уровня бедности особенно в возглавляемых женщиной домохозяйствах.
Неолиберализм пытается подать себя в выгодном свете, присваивая нарратив борьбы за права женщин. Апеллируя к феминистской критике концепции «семейной зарплаты», он лишь оправдывает эксплуатацию и использует мечты об эмансипации женщин ради накопления капитала.
Феминизм сделал еще один подарок неолиберализму. В эпоху государственного капитализма мы, в целом, справедливо, критиковали ограниченное политическое видение, фокусирующее все внимание лишь на вопросах классового неравенства, не замечая при этом несправедливость «не-экономического характера» – бытовое и сексуальное насилие, а также угнетение, связанное с репродуктивными функциями. Отвергая экономизм и политизируя личное, феминистки расширяли политическую программу, бросая вызов статусной иерархии, основанной на культурных конструкциях гендерных различий. Таким образом, они стремились расширить борьбу за справедливость, чтобы она охватывала сферы не только экономики, но и культуры.
Однако в результате этот подход опять-таки получился однобоким – акцент преимущественно на «гендерной идентичности» в ущерб вопросам о хлебе насущном. И, что еще хуже, – феминистский поворот к политике идентичности слишком уж совпадал по времени с подъемом неолиберализма, стремившегося прежде всего стереть любые упоминания о социальном равенстве. Как следствие, мы абсолютизировали критику культурного сексизма как раз в тот момент, когда сами обстоятельства требовали от нас удвоить внимание к вопросам политической экономии.
И, наконец, феминизм преподнес неолиберализму еще одну идею – критику патернализма государства всеобщего благоденствия. Сама эта идея, несомненно, была прогрессивной в эпоху государственного капитализма, однако развитие этой критики совпало с войной против «государства-няньки», которую начал неолиберализм, после чего уже эту идею подхватили и различные неправительственные организации.
К примеру, о многом говорит программа «микрокредитов», в ходе которой банки выдавали небольшие кредиты женщинам из бедных слоев населения в странах глобального юга. Программа микрокредитов подавалась в качестве средства предоставления женщинам больших прав и низовой альтернативы иерархическим и бюрократическим государственным проектам кредитования. Программу «микрокредитов» называли феминистским противоядием против нищеты и подчиненного положения женщины. Однако при этом кое-что упускалось из виду, – а именно то, что по «случайному совпадению» программы микрокредитов начали распространяться как раз тогда, когда государства стали отказываться от макро-структурных попыток победить нищету, тогда как микрокредиты в принципе не в состоянии стать им достойной заменой. В данном случае мы опять-таки видим, как феминистская идея была использована неолиберализмом.
Таким образом, идея, изначально нацеленная на демократизацию государственной власти – наделение рядовых граждан большими полномочиями, – используется сейчас для легитимизации рыночной экономики и сокращения государственной сферы. И во всех вышеперечисленных случаях феминизм, изначально имевший двойственный характер, все в большей степени склонялся в сторону (нео)либерального индивидуализма.
Однако, вероятно, и другое направление феминизма – которое делало акцент на солидарности – еще живо и развивается. Нынешний кризис предоставляет ему шанс возродиться и вновь связать воедино мечты об освобождении женщин с идеями об обществе, основанном на принципах солидарности. Однако для этого феминистки должны разорвать эти «опасные связи» с неолиберализмом, – чтобы, вернув себе три своих «вклада» в неолиберализм, использовать эти идеи в своих целях.
Во-первых, мы должны разорвать псевдо-связь между нашей критикой концепции «семейной заработной платы» и «гибким капитализмом». Мы должны вести борьбу за то, чтобы ценился не только наемный труд, но и неоплачиваемая деятельность, – в том числе (но не только) и уход за детьми. Во-вторых, мы должны разорвать связь между нашей критикой экономизма и политикой идентичности, объединяя борьбу за изменение статусности (основанной на маскулинистских культурных ценностях) с борьбой за экономическую справедливость. И, наконец, мы должны разорвать ложную по своей сути связь между нашей критикой бюрократии и фундаментализмом свободного рынка. Мы должны утверждать демократию участия, как средство усиления власти общества, необходимое для сдерживания капитала во имя торжества справедливости.
http://www.theguardian.com/commentisfree/2013/oct/14/feminism-capitalist-handmaiden-neoliberal — перевел Дмитрий Колесник
PS. Собственно не только феминизм был использован как инструмент для поднимающегося неолиберализма. Схожим образом были использованы европейские социал-демократы и еврокоммунисты. Общество дешевого кредита, которое обещал неолиберализм, рассматривалось как нечто долгосрочное и прогрессивное. Оно в теории должно было стереть наиболее уродливые черты капитализма или хотя бы затушевать. Именно поэтому многие европейские левые и демократические движения приветствовали инсталляцию общества всеобщего благосостояния основанного на неолиберальных ценностях. Но потом, выяснилось, что экономический фундамент такой системы слишком шаток, а структурный кризис вынуждает рулевых неолиберального порядка, сворачивать общество всеобщего благососостояния, куда столь успешно когда-то встроились евро-левые и те же феминистки, видевшие в неолиберальных идеологемах реализацию некоторых своих чаяний, что и породили расхожий миф о том, что настоящий социализм построен в Европе либералами. Сегодня мы наглядно видим, как этот миф крошится вместе с европейской экономикой. И вполне резонно, те кто ранее помалкивал или прибывал в плену сладких иллюзий, на тему скажем освобождения женщины через неолиберализм, начинают что-то подозревать.
Касательно разрыва связей, которого желает наша феминистка — этого будет очень сложно добиться, так как современный феминизм плотно встроен в пул неолиберальных доктрин, или вернее сказать — приватизирован неолиберализмом имея совсем иное содержание и звучание, нежели то, о котором горюет автор статьи.
Но в целом, это размышления в правильном направлении, так как выруливают на центральные магистрали идеологического дискурса где общее противостоит частному, а социализм — капитализму.
