Наши товарищи из журнала Скепсис по случаю бурлящих в СМИ спорах о блокаде публикуют воспоминания Марианны Дейч пережившей блокаду и самую страшную зиму 1941-1942 года. Мы решили поделиться с вами этой публикацией.
Блокада
Когда началась война, мне было 13 лет. О начале войны я узнала в пионерском лагере под Лугой. Нас всех собрали в палатах, и в 12 часов 22 июня мы, ребята, слушали речь В.М. Молотова. Помню, девчонки плакали, сразу стало страшно. Очень скоро начались воздушные тревоги в связи с попытками фашистских самолетов прорваться к городу — мы убегали из зданий в лес. В июле весь лагерь пешком двинулся к железной дороге, на станцию Луга, и мы вернулись в Ленинград.
В 1942 учебном году я должна была учиться в седьмом классе. Мы считались уже старшеклассниками, поэтому дежурили по ночам в школе, но недолго — очевидно, власти сочли это бессмысленным. Моя школа, 221-я, на улице Плеханова, осенью еще работала. Помню, что нам советовали идти в школу не по тротуару, а по середине улицы, чтобы не попасть под обломки какого-нибудь падающего здания. В школе нас осенью еще кормили супом из хряпы, то есть из капустных листьев, которые остались на полях после уборки урожая. Здание школы, как и все другие, не отапливалось, дети и учителя слабели от голода, и зимой, в декабре, в нашей школе прекратились занятия.
У нас была большая семья: мама, папа, брат и мы — три сестры. У старшей сестры Лили уже была своя семья (муж и дочь), так же как и у брата Михаила (жена и сын). В августе умерла мама, Розалия Ефимовна Дейч, от диабетической комы: ее лечили не от диабета, а от гипертонии. Брату, кандидату наук, специалисту, связанному с военной промышленностью, дали бронь и эвакуировали в Свердловск. Папе было уже 62 года. Настоящий коммунист, он упорно подавал в военкомат заявление с просьбой послать его на фронт защищать Родину. Конечно, он получал постоянно отказы. Но он не мог смириться и даже просил своего зятя, мужа Лили, с первых дней войны воевавшего на фронте, чтобы тот взял его к себе в артиллерийский дивизион…
Работал папа в порту. Когда остановился городской транспорт, он ходил через весь город (наша семья жила в самом центре, в доме № 7 по улице Дзержинского (теперь — Гороховая), рядом с Адмиралтейством, Александровским садом и Дворцовой площадью) пешком, пока не слег от голода в декабре 1941 года.
Старшая сестра Лиля, конструктор, работала с начала войны на швейной фабрике имени Володарского, т.к. ее бюро прекратило свою работу. На фабрике ей давали рабочую карточку и кормили обедом. Она съедала суп, а нам приносила второе. Помню, что иногда это был гуляш из конины. Но так продолжалось недолго. Особенно тяжело стало в декабре 1941-го года, когда ничего, кроме крошечной нормы хлеба, по карточкам не выдавали. Помню, как в декабре я вместе с другими людьми осталась на ночь в магазине «Красная звезда» (он размещался в нашем доме), т.к. утром обещали выдавать по карточкам соевую муку. Я сидела на подоконнике и тихонько плакала от мучительного чувства голода.
Муж сестры Лили, Абрам Борисович Дризин, воевал на Ленинградском фронте. Иногда он приносил нам большие армейские сухари, он копил их в течение многих дней. Сам он ел то, что готовили для фронтовиков на походных кухнях. Ели мы все, что хоть как-то напоминало еду: студень из столярного клея, суп из хряпы, а жмых уже был роскошью! Хлеб был мало похож на хлеб, но для того, чтобы его получить по карточкам, надо было очень рано, в четыре часа утра, встать в очередь. И мы с моей средней сестрой Асей по очереди спали в одной из холодных комнат квартиры, чтобы не проспать. Наша старшая сестра Лиля была очень волевым человеком, она этот маленький хлебный паек разделяла на три части (на утро, день и вечер) и выдавала нам. Я уверена, что это помогло нам продержаться.
До сих пор помню подарок, который мне сделал отец на день рождения 15 октября 1941 года: он подарил мне кусок студня и расческу. Студень принес из столовой порта, в котором работал тогда. Звали моего отца Дейч Хаим Аронович.
В домах не было воды, света, тепла, не работала канализация. За водой мы ходили на Неву, на спуск около Дворцового моста. Там сделали прорубь. Мы с Асей ставили на санки бидоны, чайники и шли к Неве. Я вставала на колени около проруби, и кружкой зачерпывала воду, потом передавала ее сестре, а та уже переливала в большие емкости.
Жили мы вчетвером в одной девятиметровой комнате: ее можно было хоть немного протопить буржуйкой, к тому же она была расположена в середине квартиры. Освещалось наше жилище коптилкой: какой-нибудь пузырек и фитиль из кусочков ткани. Иногда по карточкам выдавали немного растительного масла, вот его-то мы чуть-чуть и наливали в эту коптилку.
Бомбили в эту первую военную осень и зиму очень часто: немецкие самолеты базировались очень близко от города, поэтому, взлетая, они сразу оказывались над городом. Зима 1941–42 гг. была невероятно холодной, небо — безоблачное, ярко-голубого цвета. Мы насчитывали по 15 налетов в день.
Настоящих бомбоубежищ около нас не было, поэтому во время бомбежек мы спускались в котельную нашего дома или шли в подвал дома № 9. А когда голод усилился и подавил чувство страха, мы вообще перестали куда-то прятаться, а часто просто стояли в нашем дворе вместе с другими жильцами.
Речь Сталина на параде 7 ноября 1941 года мы слушали в квартире на втором этаже (мы жили на третьем), стоя в темном коридоре. В это время была страшная бомбежка! Помню дым, которым заволокло небо, когда горели Бадаевские продуктовые склады, это было 8 сентября во время первой бомбежки. Фашисты не только бомбили город, но и обстреливали из орудий. Их войска стояли в четырех километрах от Кировского завода. Мы слышали звук выстрела из орудий, а потом долгий воющий звук летящего снаряда. С замиранием сердца мы ждали, куда он упадет и разорвется. На Невском проспекте, на доме № 14, есть и сейчас надпись, которя предупреждает, что при обстреле эта сторона улицы наиболее опасна. Нашему дому повезло: бомбы попали в дома № 4 и № 8 по улице Гоголя, все рядом с нами. В доме № 4 срезало угол, и я видела висящую кровать и какую-то картину на стене. Срезанный угол так и не восстановили, в послевоенное время дом отремонтировали без угла. А теперь в нем расположен вход на новую станцию метро «Адмиралтейская», которая была открыта в 2011 году.
Навсегда запомнила один день в январе 1942 года. Не помню уже точно по чьей инициативе, в Куйбышевском районе, в котором я училась, нам, детям, устроили праздник — Новогоднюю елку, обед и спектакль театра Музыкальной комедии «Свадьба в Малиновке». И тот обед я помню до сих пор: суп из хряпы, котлеты с картофельным пюре и кисель из порошка. Конечно, не помню уже, что это были за котлеты, но помню, что в этот день я дома ничего не ела, чтобы сестрам и папе больше осталось еды.
На Сенной площади был рынок и в те страшные дни. И там можно было обменять какую-нибудь дорогую вещь на кусок хлеба, мяса. Были люди, которые имели эти продукты…
17 марта 1942 года старшая сестра и я на машине по Ладожскому озеру, по Дороге жизни, выехали из Ленинграда. Дорогу сильно бомбили, но нам опять повезло: машине, в которой мы ехали, удалось проскочить!
Сестра Ася осталась с отцом в осажденном городе. Вскоре он умер. Асе помогли свезти его тело туда, где хоронили умерших и погибших ленинградцев: к одной из братских могил. Точно я не знаю, где похоронен мой отец, может быть, на Пискаревском кладбище или в Парке Победы. Я всегда 9 мая ходила на площадь Победы, к мемориальному комплексу, и там оставляла цветы в память о родителях.
В Ленинграде было много госпиталей. В одном из них, который находился в гостинице «Астория», близко от нашего дома, моей сестре Асе предложили работать санитаркой. Но у нее не было сил. Она обратилась к начальнику госпиталя с просьбой вернуть ей паспорт, т.к. она не могла работать. И тогда этот суровый человек предложил ей лечь в госпиталь на две недели. Ее подлечили, подкормили, и она смогла работать. До конца своих дней она считала, что этот начальник госпиталя подарил ей жизнь во второй раз. Так что одни люди торговали на рынке где-то украденным продуктами, а другие — спасали умирающих. Сестра Ася окрепла, выжила, а потом до конца войны работала на санитарном поезде, помогая спасать раненых. Старшая сестра Лиля вернулась в Ленинград в 1944 году. Я на каникулах навещала ее. В 1959 году я вернулась в Ленинград.
Память сердца. Воспоминания о военных 1941–1945 годах. Баден-Баден, Stella, 2012. C. 51–55.
От редакции «Скепсиса»:
В Ленинграде Марианна Ефимовна много лет проработала школьным учителем русского языка и литературы. Вышла замуж за известного учителя математики Бориса Германовича Зива. Его книги и лекции оказали огромное влияние на несколько поколений учителей. Из-за тяжелой болезни Бориса Германовича семья в 2006 году переехала в Германию, в город Баден-Баден, так как в России (с её нынешним отношением к здоровью пожилых людей вообще и блокадников в частности) помочь ему уже не могли. В 2011 году его не стало.
Журнал Скепсис
