Григорий Шалвович Чхартишвили, более известный под творческим псевдонимом Б. Акунин, является, без всяких сомнений, замечательным литератором: он мастеровит, отличается отличным вкусом и богатой фантазией, а так же, изрядной плодовитостью. Автор этой заметки вместе с большинством русских домохозяек следил за похождениями Эраста Фандорина, который и принёс Акунину заслуженную славу. К сожалению, Григорий Шалвович не ограничился детективным жанром на историческом фоне. Фона оказалось недостаточно, и маститый писатель опробовал себя в очень амбициозном проекте. Из под его пера недавно вышла «История государства Российского», том 1.
Чем вызвано сожаление?
Тем простым фактом, что Акунин не является историком, в чем честно признается в первых строках произведения: «Я пишу для людей, плохо знающих российскую историю и желающих в ней разобраться. Я и сам такой же».
После внимательного прочтения книги, можно сказать: да, Григорий Шалвович истории не знает. Хуже того, не имеет представления о ремесле историка. В чем так же честно признаётся: «Я не выстраиваю никакой концепции. У меня ее нет». При этом, он находит в себе смелость написать «Историю государства Российского», отлично зная, что его популярность гарантирует широкое вовлечение масс. Будет ли толк от прочтения «Истории», написанной без концепции, автором, не имеющим понятия об историческом исследовании? Насчет толка неизвестно, а вот вред весьма возможен.
В самом деле, странная ситуация. Отчего уважаемый Григорий Шалвович не написал «Физику космоса», сказав во вступлении, что «физики, де, не знаю, разумом не книжен»? Не написал. Зато «Историю» написал, просто потому, что наука история изъясняется простым языком без формул и теорем, а значит, кажется понятной любому.
Итак, «История государства Российского» от признанного мастера детективного жанра.
Как известно, литератор, как настоящий художник, чаще всего пишет о себе. Этот пример – не исключение. «Всякий историк, создающий собственную теорию, не может совладать с искушением выпятить удобные для него факты и замолчать либо подвергнуть сомнению всё, что в его логику не вписывается». Точно так получилось у нового наследника Карамзина. Во-первых, этак походя «замазать» всех своих коллег, пусть временных, попросту некрасиво. Во-вторых, как говорят в народе: «чья бы коровушка мычала», т.е., с чего автор решил, что сам он такого соблазна избежит?
Структура произведения очень проста. Вся книга выстроена по хронологическому принципу, что, в общем, разумно и соответствует номиналу. Предваряется рассказ коротким и крайне скудным источниковедческим разбором. Оканчивается – экскурсом в историю материальной культуры.
База исследования подразделяется на три смысловых части: фактологическую, аналитическую и идеологическую, которой автор, не смотря на заявления в начале, избежать не смог.
Первым структурным недостатком является почти полное отсутствие историографии и ссылочного аппарата, невзирая на множество цитат. Писать об истории, не описав этапных произведений предшественников, не принято в нашем ремесле, да и непродуктивно, т.к. может привести и часто приводит к простому пересказу мэтров.
В частности, Б. Акунин аккуратно пересказывает своего великого предшественника Карамзина, «История» которого превращается на страницах книги в форменный протограф, совершенно в традиции русского летописания. Собственно, если вы хотите причаститься русской хронологии шаг за шагом, куда лучше прочесть первоисточник: он куда подробнее.
Источниковедческий экскурс Акунина не просто слабый. Он демонстрирует полное бессилие автора перед письменным источником – летописью. По сути, методом здесь выступает достаточно дилетантский позитивизм, а также апробация текста собственной житейской логикой. Например, в «Истории» Акунина транслируется весьма популярная, но чисто обывательская идея, что летопись («Повесть временных лет», здесь и далее – ПВЛ) – чисто конъюнктурный продукт, написанный по заказу князя Владимира Мономаха. Последующие летописи, названы сходу «редактурами», причём, таким же субъективным порождением аристократической пропаганды.
По мысли Акунина князья Рюриковичи были в первую очередь озабочены легитимизацией собственной власти на иноплеменной, славянской территории. Сами-то они выходцы из Скандинавии! Да, автор очень осторожно и корректно поддерживает здесь «норманнскую теорию» происхождения династии. Тот факт, что к правлению Владимира Всеволодовича Мономаха (1113-1125 Великий князь Киевский) династии было более двух веков, а сам «заказчик» летописи был наполовину греком, упущен из вида. Так не поздновато ли взялись князья за собственную легитимацию? Не слабоват ли «рупор» в виде летописи, существовавшей в единичных экземплярах, которые были доступно почти исключительно представителям правящей верхушки и монахов-книжников?
В целом, подход до ужаса примитивный, давно отправленный на свалку науки истории. Во-первых, летописи – не только и не столько редактуры некоего начального Свода. Это вполне самостоятельные произведения, причем, не законченные, имеющие открытую дату. Во-вторых, современная логика того, что «историю пишет победитель» начинает буксовать при малейшем погружении в текст летописей. Автор не понимает и не желает понимать мотивов и принципов создания средневековых текстов, отделываясь многозначительным: так было во все века. Каковое утверждение не худо бы доказать!
Важнейшей методологической ошибкой автора является то, против чего предостерегают любого первокурсника профильного ВУЗа. Он занимается реконструкцией событий, а уже потом исследует собственную реконструкцию, отчего построения грешат чудовищным количеством неточностей, ошибок и просто смехотворных выводов.
Начнем с того, что Акунин, вслед за Карамзиным, считает русскую государственность непрерывной от времён Рюрика до президента Путина. Причем, до 1917 года формой государства является (!) монархия! Так и хочется воскликнуть: «вот это поворот!»
Монархами по Акунину выступают все князья и уж точно Великие князья. При этом, нет никакого определения термина государство и монархия. Быть может, автор имел в виду нечто своё, потаённое? Отчего тогда не поделился тайным знанием с читателями?
Дело в том, что княжеская власть, в том числе власть великокняжеская, была сильно ограничена местными протодемократическими элементами – знаменитым русским вечем. Да-да, вече было сильно далеко не только в Новгороде. Просто там оно сохранилось куда дольше, а от того: известно шире. Это крайне сложная для князей ситуация сохранялась с незначительными изменениями вплоть до монгольского нашествия 1230-1240 гг., когда вече стремительно утратили значение везде, кроме Северо-запада Руси.
Другим фактором сдержки выступала племенная аристократия – бояре. Зачастую, весьма могущественные люди со своими интересами, которые приходилось учитывать.
Не были князья монархами. Даже ограниченными монархами они не являлись.
Ведь титулование «царь» (т.е., русифицированный вариант имени-титула «Кесарь) московские князья получили только в XVI веке. Акунину надо было в обязательном порядке раскрыть собственное понимание такого явления, как монархия! Уверен, что читателя ждала бы масса интересных открытий!
Долго и весьма разумно автор рассуждает о влиянии климата и географии на становление славянских племён. Этот мотив проходит так или иначе через всю структуру книги. И приводит к крайне неожиданному результату. По Акунину, история Руси делится на Европейские, Азиатский и Евразийский» периоды. Причём, из Европы в Азию Русь превратилась под давлением монгол. Тут уж нам перепало вместо демократии и личностных ценностей европейской культуры и примат общественного над частным, недемократичность, тоталитаризм и прочее.
Надо ли понимать, что «кормящий ландшафт» изменился с приходом Орды? Вроде бы нет, и автор с этим согласен. Так с чего тогда уверенность в исконном европейском пути?
Тем более, каком именно «европейском»? Ведь Европе все описанные приятные черты не были присущи изначально. Трудно представить более свирепую, тоталитарную власть, с абсолютным преобладанием общественных интересов, нежели на родине демократии – в Греческих полисах. А уж средневековая история Европы о правах личности не могла и помыслить!
Далее, Акунин упорно называет экономическую формацию Руси «феодализмом», справедливо отмечая при этом и отсутствие крепостного права и небезусловное владение землёй и крайнюю слабость земледелия, которое не могло обеспечить достаточного прибавочного продукта. Собственно, не ясно, откуда вообще взялся феодализм на Руси и страницах акунинского текста? Эхо неверно понятого, догматического марксизма, усвоенного в школьные годы?
К феодализму Русь пришла в XV-XVII вв., да и то, в чистом виде он у нас так и не сложился, о чём мэтру детектива невдомек.
Рассматриваемое исследование наполнено очень некрасивым приёмом, а именно: «как известно, есть версия» — отсылка к анонимному авторитету. Хотелось бы узнать: кому известно?, чья версия?
Автор вскользь бросает фразы, доступные, наверное, одному только Господу Богу. «Величественный замысел киевского князя (Святослава Игоревича – К.Ж.) состоял в создании собственной империи», «Святослав был блестящим военным оратором», «Святослав не интересовался ничем, кроме войны»… Это как удалось выяснить? Посредством спиритического планшета? Если хрестоматийное «Иду на вы» известно по тексту «Повести временных лет» и как-то может быть отнесено к дару военного оратора, то насчет остального как быть? Нет в источниках (любых) ни слова о подлинном замысле Святослава Игоревича, ни о его интересах.
Наверное, Г.Ш. Чхартишвили – отличный спец по японской филологии. Но в истории он просто фантастически невежественен и никак с этим удручающим положением не борется.
По Акунину, оказывается, существовала на Руси «каста волхвов». Наверное, заодно и кастовая система, как в Индии. Славяне, которых автор называет непонятным этнонимом «русославяне» занимались преимущественно свиноводством! Тогда как находки костей животных в славянских поселениях ясно указывают на то, что удельный процент этих животных не превышал четверти. Славяне представляются довольно странными лесными кочевниками, которые откочевали к Днепру и выше в VIII-начале IX века, избегая давления Аварского каганата! Челядь по Акунину – это рабы (а не слуги в широком понимании слова), рабы назывались челядью максимум до XI столетия. На Руси рабское состояние именовалось термином «холоп», чего автор то ли не знает, то ли молчит, намеренно вводя читателей в заблуждение.
Досталось и военной истории.
Основную массу войска на Руси составляли смерды, вооруженные топорами, а размеры армий достигали 50 000 человек. Русский меч был такой же тяжелый и прямой (а бывают кривые?) как в Западной Европе, но короче. Кто измерял? На чем основан вывод? Русские воины предпочитали кольчугу, которая весила 7-8 кг, в отличие от европейского 20-30 кг доспеха. В какой период? Надо ли понимать, что кроме кольчуги дружина вообще ничего не надевала? Ни шлема, ни щита, ни наручей, которые появились на Руси на полвека раньше, чем в Европе? О существовании пластинчатого доспеха, к которому Русь пришла одновременно с Западом Акунин вообще не знает, но продолжает писать, простите, редкую, стыдную чушь.
Зато ему известно о каких-то залежах железа, водившихся в изобилии на Руси, отчего у нас была очень развитая металлургия, кузнечное ремесло и оружейное дело. Даже мечи ковали замечательные! Для справки, те два археологических меча, которые считаются русскими, в самом деле, весьма неплохи, но основную массу мечей с раннего Средневековья до Позднего составляют немецкие мечи. По одной причине: «залежи железа» известны одному Акунину, а Русь вынужденно пробавлялась низкокачественно болотной рудой до основания Уральских заводов Демидова.
Завершим неисчерпаемый список ляпов сарматами, которые ездили на лошадях лучше скифов (автор сам проверял, не иначе) и умели делать доспехи из конских копыт. Ни железа, ни бронзы сарматы не знали, так надо полагать. Только копыта!
Вывод сформулирую цитатой из отличной книги Б. Акунина «Коронация, или последний из романов»: «Не стоит казаться тем, чем ты на самом деле не являешься».
Не надо писать исторических штудий, когда ты переводчик с японского. Смешно получается и безо всякой пользы.
Ничего нового книга читателю не сообщит, зато с гарантией запутает того, кто в теме не силён.
