Обычно я не пишу «итоговые посты», но ушедший 2015-й год был особым. Особенность его заключается в том, что он, по сути, закрывает целую эпоху, длившуюся более четверти века, эпоху, которую можно обозначить, как «постсоветизм», эпоху, которая началась намного раньше, нежели СССР рухнул и затронула не только постсоветское пространство, но и весь мир. Правильней было бы сказать, что процесс «закрытия» постсоветской эпохи не был одномоментным, мне кажется, что мы наблюдаем этот процесс как минимум с 2013-го года. Однако в ушедшем 2015-м произошло событие, которое сделало этот процесс очевидным для всех. И имя этому событию — кризис. Вернее, Кризис — с большой буквы «К».
Разумеется, может показаться, что нынешний кризис не является чем-то особенно из ряда вон выходящим на фоне иных своих «собратьев». Вот, относительно недавно был же «кризис 2008» года, еще за десять лет до этого «кризис 1998», так хорошо запомнившийся всем россиянам. Так чего же тут нового? Однако, есть в данном кризисе одна тонкость, которая все меняет. Речь идет о том, что если не основным механизмом, запустившим данный процесс, то, по крайней мере, его важнейшим признаком выступает падение нефтяного рынка. Почему это так важно? А потому, что вплоть до этого года в мире бытовало устойчивое мнение, что все кризисные явления вызываются исключительно действиями спекулянтов. И затрагивают, в основном, кредитно-денежную сферу. К примеру, падение 2008 года иначе, как финансово-экономическим кризисом и не называли, старательно отделяя «спекулятивный сектор» и реальное производство, и объясняя падение последнего исключительно влиянием первого.
Собственно, и в этом году подобные высказывания не редкость – однако их прежняя непоколебимость уже потеряна. Слишком уж «классическим» получился данный кризис, словно списанный из советского учебника политэкономии. Рост производства нефти, вызванный высокой ее ценой, привлечение в данный рыночный сегмент огромного числа новых участников, в частности, американских «сланцевых» фирм, приведшее к классическому же развитию новых технологий (а точнее, ввод в эксплуатацию уже существующих передовых технологий) – и закономерное падение всего этого. Если добавить невозможность работы в данных условиях привычных «регуляторов», вроде ОПЕК, то можно сделать вывод: здравствуй, век XIX. Ну, или начало XX – кому как больше нравится. При этом все созданные за последнее время теории и идеи показали свое полное несоответствие реальности. Зато истины далекого прошлого оказались удивительно точными.
Самый эпический фейл в данном случае постиг даже не идеи современных экономистов. А один из базисов «современного представления» — концепцию «ограниченности ресурсов». Между прочем, ей уже более полувека – со времен создания «Римского клуба» и появлении концепции «Устойчивого развития». Сколько по этому поводу было сказано, сколько написано. Сформулированная еще в «Пределах роста» мысль о том, что ресурсов на всех не хватит, за последние десятилетия стала мэйнстримом – причем, что забавно, особенно часто ее применяли как раз к нефти. О том, что пик нефтедобычи пройден, а потребление ее растет, не писал только ленивый. Ну, и соответственно, считалось, что высокая цена на «черное золото» представляет собой не что иное, как естественное следствие подобного обстоятельства. Доходило до того, что нефть начинала восприниматься чуть ли не единственной сверхценностью существующего мира, с ней связывали важнейшие политические события нынешние и прошлые, она даже представлялась неким мистическим проклятием нефтедобывающих стран — пресловутой «нефтяной иглой». (Была еще более абсурдная идея «нехватки чистой воды», но она за пределы известного «клуба конспирологов» не вышла – слишком очевидна была ее бредовость.)
При этом тот факт, что цена на указанный товар менялась несколько раз за последние десятилетия, не то, чтобы игнорировался, но считался не применимым к текущим условиям. Дескать, это раньше, когда «потенциальных» месторождений было много, падение цен являлось допустимым. Теперь же, когда все, что можно, разведано, мы имеем дело с исключительно «справедливой» ценой, связанной с природным дефицитом. И единственное, что может привести к ее снижению – действия «спекулянтов». Впрочем, о «спекулянтах» будет сказано ниже. Пока же следует отметить, что самое главное тут то, что указанные представления (об ограниченности ресурсов вообще, и нефти в частности) мыслились не чем иным, как фундаментальным изменением миропредставления, в частности, отменяющим один из основных постулатов марксизма – трудовую теорию стоимости. Ведь если существуют некие изначально ограниченные и при этом важные для человечества ресурсы, то их стоимость определяется не столько усилиями, затраченными на их извлечение, сколько самим фактом их существования. В 1970 годы это казалось правдоподобным. В 2000 стало выглядеть неопровержимым фактом.
А в 2015 году рассыпалось в прах. Американские «сланцевые компании» своими действиями обесценили «пророчества» второй половины XX века и доказали полную правоту «устаревших» идей Карла Маркса и Адама Смита. Собственно, все пошло так, как и должно было пойти: стоило цене на нефть перейти определенный «барьер рентабельности», как «неожиданно» открылись невидимые до того возможности. А именно – «из-под сукна» была извлечена технология, известная к тому времени более чем полвека, и быстренько введена в оборот. Кстати, очень хорошая иллюстрации бредовости очередной конспирологической байки о том, что «капиталисты прячут в стол современные технологии». Оказалось, совсем не прячут, скорее наоборот, готовы выпустить ее в любой момент – но только тогда, когда данный шаг несет однозначную прибыль.
Однако, именно это, с точки зрения среднего человека, однозначно положительное действо, в итоге и привело к началу современного кризиса. В течение нескольких лет – где-то с 2010 года – число буровых установок в США росло в геометрической прогрессии. В результате к прошлому году эта страна стала мировым лидером в производстве нефти, обогнав Венесуэлу, Мексику, Россию и даже Саудовскую Аравию, которая обычно считается лидером в данном деле. Подобный рост добычи в стране, нефтяную отрасль которой считали давно «похороненной» (все, что могло быть добыто – было добыто еще в 1920-1950 годы) добивал концепцию «конца нефти» окончательно. Оказалось, что «черного золота» в мире полно – вопрос только в тех затратах, которые могут быть допустимыми для его добычи.
Самое же интересное тут то, что при данном бурном росте добычи снижение нефтяной цены становилось событием, более чем неизбежным. В связи с чем, разумно было бы ожидать определенных действий производителей, направленных на борьбу с подобным процессом – т.е., ограничения добычи (эффективность которой уже была доказана ОПЕК – вернее, так считалось). Причем, особую важность данная задача приобретала для указанных выше «сланцевых компаний» США – ведь само их существование могло быть исключительно при высоких нефтяных ценах. Однако этого не случилось – более того, даже работавшие ранее ограничители, вроде упомянутого ОПЕКа, оказались в данном случае бесполезны. Рост числа буровых продолжался даже тогда, когда указанное падение стало ясно не только специалистам, но и «последнему землепашцу». В итоге, весь 2014 и первую половину 2015 года можно было наблюдать парадоксальную ситуацию: несмотря на то, что цена на нефть стабильно снижалась, инвестиции в ее добычу, причем в добычу дорогую, вроде «сланцевых технологий» или морских платформ, росла. (Кстати, эта беда затронула и Россию, только место «сланца» эту нишу у нас занимает Арктика.)
Почему это происходит – надо разбирать отдельно. Пока же можно отметить, что в данном процессе нет ничего нового и непонятного: ровно то же самое происходило с капиталистической экономикой, начиная с самого начала ее появления. Собственно, как и сказано выше, мы имеем дело с классическим кризисом перепроизводства, так хорошо описанным классиками. И так же, как и сто или двести лет назад, оказывается, что от этого кризиса невозможно защититься. Кстати, наиболее забавный момент тут состоит в том, что наши современники, так же, как и их предки, стараются вывести причину кризиса за пределы существующего экономического базиса, выводя ее из действий неких «дельцов» и «спекулянтов». Причем, что самое важное – действия уникального, выступающего результатом неудачного стечения обстоятельств. Ну, вот захотели некие силы, и снизили цену на нефть.
Впрочем, о конспирологии надо говорить в другом месте. Что же касается спекулянтов, то как раз нынешний кризис является крайне «удачным» в прояснении ситуации с ними, поскольку видна связь его с «реальной» индустрией, представляющей «реальные» буровые установки и «реальную» нефть, которую «реально» добыли столько, что неизвестно, куда девать. Хранилища реально заполнены реальным «черным золотом», которое можно потрогать, понюхать и попробовать на вкус – чтобы убедиться, что это не «потоки цифр» в банковских и биржевых компьютерах, а вполне материальный продукт. А значит, сводить данный процесс исключительно к биржевым и банковским вопросам – как это удалось сделать с кризисом 2008 года – уже не удастся.
А значит – нам, volens nolens, но придется возвращаться к представлению о том, что даже самое что ни на есть реальное производство, дающее реально нужный людям продукт, но осуществляющееся в условиях капиталистической экономики, не спасает от экономических кризисов. Что последние, со всеми своими «прелестями», вроде роста безработицы и падения дохода — совершенно нормальное ее явление. Более того, чем дальше, тем яснее станет, что нынешний кризис – это еще не самое страшное из всего, имеющего возможность реализации при этом. Чем дальше –тем страшнее, тем ближе для современного человека становится относительно недавнее прошлое (вроде «Великой Депрессии»), считающееся еще вчера полностью невозможным.
Редакция: К этому несомненно стоит добавить, что разворачивающийся в мире Кризис, затрагивает не только и не столько рынок углеводородов. Данный рынок является прекрасной иллюстрацией тех процессов и тенденций, которые происходят в мировой капиталистической экономике в целом. Принципиальное отличие современной кап.системы от неё же в более раннее время заключается в том, что ранее капиталисты преимущественно занимались освоением уже существующих рынков и их переформатированием в ходе глобальных военных конфликтов. После Второй Мирой Войны и до начала постсоветской эпохи, технологический рост позволил капиталу открыть множество новых рынков, освоение и монополизация которых происходила как раз в постсоветскую эпоху, на протяжение последних 20 — 30 лет. Новые рынки более не открываются, а все существующие рынки уже прошли стадии формирования, освоения и монополизации. Нет на горизонте и новых технологий, внедрение которых могло бы обеспечить открытие новых рынков. И если в первое время это привело к спаду роста глобальной экономики и тому, что капиталы устремились в наиболее прибыльные сферы (например рынок углеводородов), то теперь на фоне глобального замедления темпов роста в одних секторах, и стагнации в других, мы становимся свидетелями типичных кризисов перепроизводства в третьих.
Подобная ситуация (отсутствия новых рынков, и стагнация с кризисами перепроизводства в старых) складывалась в конце ХIХ — начале ХХ века и все мы прекрасно помним, к чему она в итоге привела.
Вот именно это понимание и является главным итогом года. Впрочем, одной экономикой наше «возвращение в конец XIX – начало XX века» не исчерпывается. Нынешний год выступил разрушителем привычных представлений (относящихся к послевоенному времени) и в других сферах, к примеру, в политике. Так, если в экономике главным итогом года выступил Кризис с большой буквы «К», то в политике мы должны отметить триумфальное возвращение Империализма с большой буквы «И». Вернее, как и с кризисом, речь идет не о появлении в мире нового явления, а о том, что постепенно приходит понимание, что данная вещь не догмы старых коммунистических маразматиков, а реально существующее явление. Империализм — как таковой, разумеется, никуда не уходил со времен XIX века, оставаясь базисной особенностью современного мира. Однако, фундаментальные изменения мирового устройства, случившиеся после 1917 года, и особенно ставшие актуальными после Второй Мировой войны, привели к тому, что помимо факторов, связанных с империализмом, актуальными стали и явления совершенно иного плана. Более того, именно они, по сути, и стали определять основную мировую политику послевоенного времени, «оставив» империализму периферию (вроде вторжения в Гренаду и т.д.).
Именно поэтому до недавнего времени казалось, что представления и модели, прекрасно описывающие мир, существовавший до Второй Мировой войны, давно устарели – и на смену им должно прийти нечто новое. Такового нового было «наработано» немало, начиная с концепции «тоталитаризма» (противостоящего «демократии» и «свободе»), и заканчивая «столкновением цивилизаций». Ну, и как «вишенка на торте», как высшее проявление указанной тенденции – идея «Конца Истории», как мысли о том, что «либеральная демократия» является наиболее высшей из возможных форм общественного устройства, и, следовательно, вся история сводится к ее установлению по всему миру. Правда, при внимательном рассмотрении можно увидеть, что все эти «новые идеи» не сказать, чтобы особенно новые, скорее наоборот – выступают реинкарнацией идей, более чем древних и ведущих свое начало от религиозных и магических представлений. Но этот факт мало кого интересовал – важным казалось то, что «мир изменился», и что «возврата к прошлому уже не будет».
* * *
Эта уверенность не была поколеблена даже после гибели СССР, когда представление о мировой политике, как о «противостоянии двух систем» («тоталитаризма» и «демократии»), казалось, должно было уйти в прошлое. Вместо этого в мире произошло бурное формирование новых концепций, должных заменить ушедшую модель, превративших понимание политики в фантастический коктейль из «прав человека», «свободы малых народов» и прочих прав и свобод, с примесью всевозможных «диктатур» и «тираний» (причем, если первое понятие еще имеет какой-то смысл, то что имеется в виду под современной «тиранией» не может сказать никто) и пресловутого «верховенства международного сообщества». Вершиной всех этих изменений стало появление понятия «миротворческая операция» и «гуманитарные бомбардировки», парадоксальным образом превращавшие разрушение жилых кварталов и гибель мирных жителей в действия, осуществляемые ради их же блага. (Типа, радуйся, что погиб ради «демократии», а не страдаешь от проклятого «тоталитаризма»!)
Причем, следует понимать, что данное положение вещей не было исключительно результатом воздействия пропаганды, нацеленной на то, чтобы оправдать действия собственных правительств и очернить действия правительств чужих. Нет, конечно, пропаганда тоже была, однако самое страшное было то, что подавляющее большинство реально верило во все указанные идеи. Особенно важно, что верили в это люди, принимающие решения (и дающие заказ на ту самую пропаганду) – политики, бизнесмены, «интеллектуалы» и «мыслители». Они, похоже, реально считали, что самое важное – «установление демократии», а люди, которых разбомбили ради борьбы с «очередным тираном» должны их благодарить за это. Можно только удивляться, как многие, казалось бы, абсолютно «прожжённые» люди, начиная с Милошевича и заканчивая Каддафи, так легко попались на эту удочку, поверив в то, что самое важное – это соблюдать нормы «свободы и демократии» и действовать во благо «мирового сообщества». И это при том, что на «локальной» политической арене они прекрасно понимали, что представляет из себя вся эта политика. Более того, судя по всему, даже политики развитых государств какое-то время реально верили в то, что говорили и относили к указанным «гуманистическим ценностям» абсолютно серьезно.
При этом, понятное дело, реальная политика определялась совершенно иными интересами. Она, как и сто лет назад, представляла собой сложную равнодействующую т.н. «национальных интересов», а точнее – интересов самых крупных представителей капитала. Исчезновение СССР лишило капитал прежних серьезных ограничений, вроде массовой поддержки революционных и освободительных режимов и движений – и «ответной» ему поддержки «своих сукиных сынов». В результате этого капитал, пусть медленно и осторожно, но начал «обратную перестройку мира», ведущую к слому сложившейся после Второй Мировой войны и разрушения колониальной системы, ситуации. При этом отсутствие «вербального понимания» данного процесса даже на уровне ведущих политиков не особенно мешало капиталу – ведь и раньше, в том же XIX веке, его интересы очень часто «маскировались» под совершенно иные ценности, вроде «бремени белого человека» или «защиты единоверцев» или идеи «панславизма».
* * *
Однако рано или поздно, но необходимость «выйти из сумрака» для интересов капитала становилась действительно важной. Конечно, массы по-прежнему можно «кормить» байками о «тиранах» или новой напасти – «мировом терроризме», но элиты-то должны понимать, ради чего они предпринимают свои действия. А уж «отсюда» данное представление неизбежно должно было «прорваться» и в широкий общественный дискурс – как это случилось в конце XIX века. И, следовательно, период «гуманитарных войн» неизбежно должен был уйти. Это и случилось в нынешнем году. Причем, данный процесс, как и в прошлом, произошел на периферии, в той сфере, которая могла показаться не особенно важно для наиболее важных персон нашего мира.
Речь идет о сирийском конфликте. Начинался он, впрочем, как классическая «гуманитарная война», ведущаяся ради победы «сил демократии и света» в лице т.н. «сирийской оппозиции». Противостоял этой «оппозиции» такой же карикатурный «тиран» Асад, «тиранящий» бедных мальчиков-оппозиционеров и «травящий мирных жителей химическим оружием». Именно подобная картинка была сформирована где-то в 2012 году. В дальнейшем, впрочем, сюда «вписалось» и печально известное «запрещенное в России Исламское государство», неизвестно откуда выпрыгнувшее, как чертик из табакерки, в 2013 году (фразу «неизвестно откуда» следует отнести к указанной «гуманистической модели», реально же в появлении пресловутого ИГ никаких загадок нет). И, в общем-то, до последнего года все развивалось по привычным уже лекалам: война повстанцев против Империи и «тирана», резня религиозными фанатиками неверных и т.д. Вполне привычным в данной ситуации выступала и борьба «международного сообщества» с тем или другим «злом». И даже осеннее включение России в эту борьбу, правда, на стороне Асада, также не являлось разрушающим для данной модели. Ну, объявляет Россия «крестовый поход» против очередного рассадника террора (пусть и не на той стороне, на которой принято это делать) – так что же в этом плохого? Эта деятельность по-прежнему остается той же самой «борьбой добра со злом», что так привычна стала в последние десятилетия.
И вдруг все это разбилось, как старое кривое зеркало. Один миг – и столь привычная картина рухнула, обнажив перед нами совершенно иную действительность. Речь идет о сбитом Турцией самолете. Вернее, не столько о сбитии (подобные инциденты иногда случаются), сколько о последующей за этим действием реакции всех участвующих сторон. А именно – о последующих жестких заявлениях России и Турции, приведшем к резкому разрыву всех отношений. Вот это уже событие экстраординарное для эпохи «борьбы всего хорошего со всем плохим». Ранее отношения между странами, относящимися к «хорошим» (т.е., не включенным пока еще в пресловутую «ось зла» старались не портить). Однако в этом году подобные правила «хорошего тона» были отброшены – Турция и Россия оказались друг для друга если не открытыми врагами, то, по крайней мере, противниками в столкновении на «сирийском фронте».
«Покрывало майи» было отброшено, и перед нами предстала реальность в своем настоящем виде. А именно – стало очевидно, что никакой «оппозиции, противостоящей тирану-Асаду», по сути, не существует, и что на самом деле, речь идет практически о прямом участии соседней страны в разделе Сирии. Что «антиасадовский» фронт на самом деле, фронт «проэрдоганоский», что Турция выступает главным «спонсором» идущей в Сирии Гражданской войны, и вообще, что речь идет о длительной стратегии данной страны. Равно как и то, что, собственно, Россия и «влезла» в данный конфликт вовсе не ради неких «гуманитарных ценностей», а ради противодействия данному процессу и ради разрешения ситуации в пользу собственной долгой стратегии (вопрос о газопроводе). Вслед за этим вспомнили и нахождение военно-морской базы РФ в Сирии, и падение объёмов экспорта военной и гражданской продукции из РФ в Сирию на миллиард долларов в год, в связи с происходящей в стране войной.
Причины этого довольно очевидны, и связаны они с ситуацией на нефтяном (и газовом) рынке, однако, они требуют отдельного обсуждения. Тут важно одно – Россия сознательно пошла на вмешательство в идущий (хотя и артикулированный официально) межгосударственный конфликт, «влезая», таким образом, в сферу интересов турецкого капитала и занимаясь отстаиванием интересов своего капитала. Еще раз – то, что это очевидно сейчас, значит, что данная информация была доступна российскому руководству еще до того рокового полета. А значит – возможность атаки на самолет должна была рассматриваться, как гипотетически возможная. Но для империалистического, да и вообще, капиталистического государства подобная вероятность является нормой – армия для того и существует, чтобы воевать, в том числе, и подвергаясь опасности (это в СССР была норма – «Армия – школа жизни»). Главное – обеспечить экономические интересы капитала. Так было двести лет назад, так было сто лет назад, так происходит и сейчас, какими бы красивыми лозунгами все это не закрывалось.
* * *
В общем, можно сказать, что все возвратилось на круги своя, и «операция» по борьбе с «мировым злом» в лице «запрещенного в России Исламского государства» неожиданно оказалась ни чем иным, как борьбой за передел сфер влияния в регионе, где основными игроками являются Турция и Россия при участии третьих стран (Ирана и Саудовской Аравии), а сами сирийцы оказываются в стороне. Наиболее похожим аналогом этого, ИМХО, является интервенция в Китае, осуществленная в конце XIX века под предлогом борьбы с восстанием ихэтуаней, когда Россия приобрела Маньчжурию и печально известный Порт-Артур. Правда, тогда это вылилось в полноценную Русско-Японскую войну – что же будет теперь, сложно сказать. Будем надеяться, что в этом случае удастся избежать прямого столкновения России и Турции.
Впрочем, это уже выходит за рамки указанной темы. Тем более, что конкретная реализация данного империалистического конфликта для нас (как это не удивительно) менее важно, нежели сам факт неожиданного «открытия» изнанки мировой политики. Хотя данное знание, само по себе, настолько неожиданно и страшно, что быстрого его приятия, конечно, не будет. Мир будет стараться до последнего натягивать на себя рвущееся «покрывало Майи» в виде привычных легенд о «мировом сообществе» и «гуманитарных бомбардировках», о «рыцарях добра и света», страшных «тиранах» и жутком «мировой терроризме». Однако удержать шило в мешке все равно не удастся. И рано или поздно, но бесплодные и бесполезные идеи и концепции конца XX – начала XXI века придется все-таки выбрасывать на помойку — причем, не только в экономике или политике, но и в иных областях. Возможно, этот год подведет итог еще под одной из них – под какой, сказать пока невозможно.
Одно можно указать точно – мира, к которому мы привыкли, больше не будет. Впрочем, его и не было, по сути – то, что мы считали миром, было лишь марой, мутью и галлюцинациями, подобными бредовым видениям наркомана. Они так же реальны, но лишь до того, как последний имеет накопленные ранее «запасы прочности» в виде здоровья и денежных средств. А последние, как известно, имеют свойства заканчиваться – и вот тогда нам придется столкнуться с реальностью лицом к лицу. Впрочем, это единственный выход для человечества – и единственный, по сути, шанс …
