Завершившийся недавно XX век навсегда останется в памяти человечества, как век науки и прогресса. Перехватив это звание у своего предшественника, века железа и пара, вес двадцатый в значимости своих изменений намного обошел его, превратив «железный» век XIX в романтическое время прекрасных дам в кринолинах и благородных джентльменов в цилиндрах, чинно гуляющих по паркам.
В свою очередь, атомно-ракетный XX век давал обоснованную надежду, что следующий за ним век XXI будет периодом неотвратимого движения человечества вперед, веком освоения космоса и коренного изменения Земли. Новый 2000 год виделся, как период грандиозных свершений человечества, по сравнению с которыми самолеты и ракеты окажутся столь же старомодными, как паровозы и пароходы XIX века по сравнению с ними. Но вот этот самый 2000 год наступил, и что же? Где то самое будущее, которое столь ярко представлялось на страницах книг и фильмов прошлого? Мир вокруг, кажется, совершенно не изменился с 1970-1980 годов прошлого века, по улицам ездят практически те же автомобили, летают практически те же самолеты, стоят практически те же дома. 
Ни колоний на Марсе, ни домашних роботов, и даже сверхзвуковые пассажирские перелеты, бывшие доступными всего лет двадцать назад, уже являются фантастикой.
И это еще не самое страшное. В огромном числе мест мир, казалось, откатился назад, в предыдущие эпохи, и вместо автомобилей с самолетами там господствуют ишаки с муэдзинами, и потрясая книгой, написанной в VII веке, некие бородатые деятели приговаривают женщин к побитию камнями и заявляют о борьбе с неверными.
Будущее не наступило. Календарный век XXI оказался в самом лучшем случае просто продолжением века XX (о худшем лучше не говорить). Разумеется, можно сказать, что предсказывать будущее невозможно, и оно может быть абсолютно любым, но эта позиция не представляется разумной. Отказ от понимания хода истории, переход к чисто ситуационному отношению к реальности приводит к утрате возможности воздействовать на нее. Ведь если радикальный ислам является столь же закономерным явлением развития, как скажем, космические полеты, то почему имеет ли смысл бороться именно с радикальным исламом за космос, а не наоборот?
Но из хода истории понятно, что космические полеты в целом приводят к улучшению жизни, а закутывание женщин в паранджу и подчинение жизни предписанием религиозных догм – нет, поэтому идея равнозначности всех путей развития является неприемлемой. Но если господствующая до недавнего времени идея поступательного развития прогресса оказалась не соответствующей реальности, но история все-таки имеет какое-то развитие, то по каким законам она развивается? Почему столь очевидное в XX веке будущее все-таки не наступило?
Одним из способов решения этой проблемы будет отказ от линейности и переход к другим моделям развития. Например, достаточно популярна сейчас одна из таких моделей — идея технико-гуманитарного баланса. Ее автор, академик А.П. Назаретян выдвинул достаточно убедительную теорию, которая гласит:
чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства культурной регуляции необходимы для сохранения общества. Общества, не сумевшие своевременно адаптироваться к возросшим инструментальным возможностям, подрывают основы своего существования.
Эта идея хорошо соответствует современным представлениям об эволюции, как о сложном, нелинейном процессе, требующем баланса всех своих составляющих.
Впрочем, как не странно, еще задолго до Назаретяна, подобный переход был сделан основоположниками марксизма в рамках разработки концепции диалектического материализма. Речь идет о знаменитом законе соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Очень часто его трактуют, как чисто линейный закон, означающий то, что совершенствование производительных сил приводит к появлению новых производственных отношений. Забывая при этом ,что он сформулирован в рамках диалектической системы (диалектический материализм), что означает возможность «переворачивания» утверждения. Поэтому одинаково важно и соответствие производственных отношений производительным силам, и напротив, соответствие производительных сил производственным отношениям. И система производства, и система отношений между людьми должны соответствовать друг другу, а изменение одной части системы приводит к изменению другой.
В общем, этот закон можно рассматривать, именно как аналог идеи технико-гуманитарного баланса, только сформулированный в «обратном виде», как баланс гуманитарно-технического. Но в отличии, от достаточно неясной формулировки Назаретяна, марксистская формула более удобна, она позволяет понять, как же работает этот механизм, и позволяет выяснить, почему же будущее так и не наступило.
Прежде всего, она ставит вопрос о развитии именно базиса – производительных сил/производственных отношений. Производительные силы в марксизме— совокупность средств производства и людей, занятых в производстве, система субъективных (человек) и вещественных элементов, осуществляющих «обмен веществ» между человеком и природой в процессе общественного производства, а не просто технологии, как таковые. Это абсолютно очевидно – технологии в чистом виде мало на что влияют. Невозможно поставить за сложный станок человека с тремя классами образования. Но что еще более важно – невозможно выстроить произвольную схему производства, поскольку она связана именно с типом существующих производственных отношений.
Производственные отношения – вторая часть марксистского базиса— тоже гораздо шире обыденного представления о них. Они представляют собой ту основу, на основании которой создаются все остальные сущности человеческого общества. В самом деле, даже религия изначально имела вполне утилитарный характер, связанный с плодородием, и служила своеобразным методом организации людей для общего труда. Можно сказать, что все «гуманитарные» составляющие человеческого общества сходятся, в общем, к тому, чтобы обеспечить максимально эффективную организацию трудовых ресурсов.
с
Поэтому разорвать связь организации производства, уровня технологии и способы мышления людей оказывается весьма непросто. Современный капитализм имеет свою ярко выраженную специфику – отношения купли-продажи рабочей силы приводят к максимальному отчуждению рабочего от своего труда, и это в свою очередь, формирует весьма специфический тип производств. Это система, основанное на иерархической пирамиде, имеющее строго разделенное на операции структуру, обеспечивающее выпуск максимально стандартизированной продукции. Идеалом такого производства является «конвейер Форда», столь хорошо известный нам по фильму «Новые времена». Разумеется, существование иных производств, вплоть до семейных ферм, не запрещается, но максимальную экономическую эффективность имеет именно базовый тип, и поэтому постепенно, по мере развития капитализма, он вытесняет все остальное.
Подобная система имеет явное ограничение по сложности – размер иерархической системы не может увеличиваться вечно, огромная затратность масштабирования подобных структур кладет предел их росту. Это означает, что после достижения некоторой сложности производства дальнейшее усложнение становится невозможным. Но эта невозможность не является физическим недостатком технологий – она определяется именно «гуманитарной» составляющей, теми самыми производственными отношениями. И при смене их, переход этого порога развития оказывается возможным.
Для современной цивилизации самым высшим достижением была, по видимому, программа «Аполлон», завершившаяся высадкой на Луну. Фантастическая стоимость проекта – сейчас она оценивается в 109 млрд. $ 2010 года, при стоимости одного запуска в 18 млрд. $ (стоимость ядерного авианосца типа «Нимиц» — 5 млрд $)—означала, на самом деле, невозможность применения эффективного массового производства космических кораблей, при котором создание стандартного конвейера обошлось бы вообще в запредельную сумму. Какая бы высокая не была предполагаемая прибыль, капитализм не смог бы выложить подобную сумму. Не говоря уж про запредельную степень риска – если те деньги, что пошла на создание «Аполлона» инвестировать в привычные отрасли, то можно гарантированно получить огромную прибыль.
Уже это показывает, почему капиталистическое освоение космоса оказалось невозможным. Но само создание «Аполлона» нельзя считать чисто капиталистическим случаем – необходимость программы диктовалась не прибылью, а ведущейся между двумя государствами космической гонкой. Страх перед технологическим преимуществом противника, угрожающей с точки зрения американцев, национальной безопасности страны привел к подобной невозможной для данного общества трате, и как только эта угроза исчезла, американский капитализм предпочел о программе забыть.
Но так же этот случай дает представление о том, почему все же освоение космоса началось, хотя оно изначально было ниже границы рентабельности. Космическая гонка не приносила США дивиденды, даже включая военные, хоть как-то сравнимых с затратами на нее, она вообще не была нужна этой стране. Но гонка изначально была инициирована другим своим участником—СССР. Именно СССР сделал так, что от чисто военного противостояния мир перешел к самой необычной в мировой истории борьбе – борьбе за наивысший уровень развития. Запуск спутника в 1957 году привел к шоку во всем мире – это было, однозначно, невозможно! По всем нормам капиталистического общества, страна, имеющая экономику, сходную с советской, не могла осуществлять столь сложные проекты. Но СССР их осуществил. Ровно с этого времени можно сказать, что мир существовал в аномальном состоянии – он обрел «запредельный» уровень развития, перейдя через предел, установленный капитализмом. Отныне более двух десятков лет судьбу мира определяла бедная со всех точек зрения страна, развернувшая космическую программа по сложности сравнимую с программой самой богатой страны мира, если не выше ее. Почему это стало возможным?
Прежде всего, отметим, что высокая цена космических программ связана с очень высокой ценой квалифицированного труда. А капитализм, как было сказано выше, не «любит» квалифицированный труд. Стремление к иерархии и конвейеру означает именно стремление к снижению цены труда, желательности максимального применения менее квалифицированных рабочих. Это понятно – закон снижения нормы прибыли заставляет увеличивать эксплуатацию, изымая все большую часть прибавочной стоимости— а для квалифицированного труда это сделать сложнее, чем для неквалифицированного. Стоимость воспроизводства квалифицированного труда много выше. Особенно дорогими оказываются работники с высшим образованием – сказывается необходимость постоянного вложения средств в образование, начиная с детства. Поэтому капитализм вынужден давать такому работнику значительные преференции, тратя на это часть прибыли, изъятую с труда низкоквалифицированных рабочих (которых, напротив, всегда избыток).
Но в СССР не было капитализма, там был социализм. И неожиданно оказалось, что привычное отношение к работникам оказывается тут не применимо.Во первых, СССР продемонстрировал сверхэффективность образования, которое при относительно низком вложении средств неожиданно стало выпускать большое число высококвалифицированных специалистов. Представить, что выросшие в деревенских избах и месившие грязь по дороге в школу дети смогут овладеть средним и даже высшим образованием, невозможно, но это оказалось так. Представить, что инженер может иметь комнату в коммуналке и питаться в столовой вместе с рабочими еще сложнее, но и это было именно так. По сути, СССР вплотную подошел к экономике, при которой терялась разница между высококвалифицированной и низкоквалифицированной рабочей силой. Более того, низкий уровень отчуждения труда, применяемого в мелкосерийном и штучном производстве, делал такое производство более привлекательным для работников в СССР, нежели производство массовое, что еще снижало необходимость материального стимулирования.
Второе, что можно сказать, так это то, что отсутствие необходимости получать прибыль на каждой «итерации» производства, позволяло СССР создавать весьма сложные, но мелкосерийные производства, каковой является ракетная техника. При этом в совокупности с высокой квалификацией рабочей силы становилось возможным отказ от жестко иерархизированного конвейерного производства в пользу гибкого и неспециализированного, имеющего при этом сходную экономическую эффективность. Поэтому СССР и мог строить космические корабли, не имея того фантастического богатства, что США и Запад вообще. Именно в плане создания уникальных мелкосерийных и штучных проектов он оказывался много сильнее, нежели в стандартном, массовом, конвейерном производстве. К сожалению, и руководители, и граждане СССР продолжали мыслить категориями, характерными для прежнего общества, держа курс на массовую промышленность, которая наименее подходила для страны. Именно непонимание особенности советского общества привело к крайне невыгодному курсу страны на усиление массового производства и усилением роли капиталистических элементов в стране, что стало основой для откат
а назад.
Но это уже другая большая тема, а пока отметим, что особенность СССР приводила к воздействию его на западные страны, которые вынуждены были использовать нехарактерные для капитализма схемы, требующие прежде всего, массового применения квалифицированного труда. Ради этого они вели вложения в систему образования, несвойственную им, ради этого они отказывались от «потогонной» системы и готовы были выкладывать огромные деньги в создание сложного, высокотехнологичного оборудования. Так, создание интегральных схем или микропроцессоров, которые считаются основой современного благополучия или создание всеобщей компьютерной сети было вызвано именно ракетно-космической и оборонной гонкой с СССР. Повышение уровня квалификации работников в совокупности с ростом давления профсоюзов, тоже поддерживаемому, по сути, давлением СССР, приводило к росту реальной заработной платы и соответственно, «аномальному» уменьшению изымаемой у работника прибавочной стоимости.
Работник на Западе, разумеется, не понимал, отчего его жизнь становилась все лучше и лучше, в пику предсказанному Марксом обнищанию трудящихся. Поэтому к марксовой схеме, и вообще, к борьбе за свои права, отношение становилось всем более скептическим – зачем за что-то бороться, если капитализм и так дает улучшение жизни. Стали популярными идеи, что он сам, постепенно за счет своего улучшения и технического прогресса, становится более «человечным» строем, в котором и рабочий, и капиталист будут не противниками. а партнерами. Или напротив, многие недостатки стали трактовать, как следствие «человеческой природы», которую можно улучшить, и все измениться, а капитализм не при чем. Именно это позволили буржуазии крайне легко взять реванш, когда давление СССР ослабло. Стоило только СССР перестать стремиться к соперничеству с Западом и перейти к планомерному встраиванию страны в мировую экономическую систему, как капиталисты стали, как им и положено, увеличивать изъятие прибавочной стоимости у работников.
Но пока этого не произошло, общество оказывалось в аномальном состоянии с высокой ценой рабочей силы и высокой технологичностью производства. Это «запороговое» состояние позволяло повышать уровень технологичности производства, внедряя технологии, которые в принципе невозможны для капиталистического общества. К ним можно отнести, например, применение компьютеров для организации и планирования производства, применение станков с ЧПУ или промышленных роботов. Именно от этого рождались идеи о пресловутой «третьей волне», «новом укладе», который де оставит в прошлом все это марксистское деление на классы и сделает ненужной саму классовую борьбу. Именно отсюда делались прогнозы о росте науки, как основной производительной силы общества. Именно отсюда шло фантастическое финансирование научных программ – капиталисты сами были уверенны, что именно это способно приносить прибыль.
После того, как давление СССР исчезло, система некоторое время двигалась по инерции, давая иллюзию того, что это и есть основа «нового капитализма». Но уже в 1980 годах проявилась истинная природа этого явления – начался перевод производств из стран с высокой заработной платой в страны с низкой. Оказалось, что для капитализма высокая квалификация уже не нужна. Вместо промышленных роботов (и их высокооплачиваемых наладчиков) оказалось выгоднее применять дешевых работников стран «третьего мира». Равно как и реальная зарплата работников самого «золотого миллиарда» планомерно снижается в 1980 годов, а в некотором случае, как в Греции или Испании, готовится прямое «опускание» страны до уровня того самого «третьего мира».
Разумеется, сразу отказаться от представлений предыдущих десятилетий не удалось, но чем дальше мы уходим от периода, когда было соперничество систем, тем больше идет демонтаж «запороговых систем» того времени. От превращающегося все больше в профанацию образования до становящейся все менее полезной науки. Пресловутые «британские ученые» есть всего лишь прямое следствие того, что наука из ведущей силы общества становится тем, что она была ранее – удовлетворением своего любопытства за общественный счет. И тут уж не важно, вместо реальных результатов в виде новых технологий нам демонстрируют красивые ролики в 3D формате, не важно, идет ли речь о космических полетах или о нанотехнологиях. Не говоря уж о том, что при снижении квалификации
В общем, неожиданно оказалось, что Маркс был прав, а всевозможные идеи Тоффлеров и Фукуям не имеют к реальности никакого отношения. Только в отличии от догматического прочтения, закон соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил следует рассматривать в диалектическом смысле, так же, как и рассматривал его сам Маркс. Тогда становится понятным, что не только соответствующий уровень технологий порождает новую организацию общества, но и напротив, неразвитость производственных отношений может вызывать задержку в технологическом развитии. Будущее не наступило, потому что люди думали, что оно уже здесь, навсегда, а на самом деле, оставаясь, по сути, людьми прошлого, они оказались неспособными его принять, и для того, чтобы сохранить свое привычное состояние, предпочли вернуться в прошлое. Некоторые даже к ишакам и муэдзинам, не понимая, чем это им грозит. На самом деле будущее никуда не делось, оно неизбежно наступит, но наступление его не будет похоже на радужные картинки из журналов 1960-1970 годов. 
